Молчание воцарилось надолго. Только глухо стучали по крыше капли дождя.
— Ладно, наемник, теперь ты видел ее тоже, — выговорил, наконец, монах, отворачиваясь и делая вид, что всего сказанного прежде не было. — Пошли спать, хватит здесь мокнуть. За комнату плачу. Может, хоть тогда об иезуитах иногда будешь лучше думать.
— Знаешь, пражанин, — нервно хохотнул Густав. — Ты хоть имени своего не назвал, но я начинаю о вашем ордене думать все лучше и лучше. А если ты еще и вина на сон грядущий возьмешь — вообще буду считать первыми после Бога. После такого… еще один кувшин будет не лишним.
— Марьян Байцер, — протянул ладонь монах. — Это если выговорить сможешь, не коверкая.
— Я и не такое могу, — усмехнулся Густав. — И как говорят в далекой, теплой и сухой Польше, ежа голой задницей не перепугаешь. А я тот еще еж.
— Всегда знал, что нельзя пить с монахами, — простонал Вольфрам, пытаясь подняться с лавки. Ночью она казалась привольной, словно настоящая кровать для благородных, сейчас же наводила на мысли о Прокрусте и его известном ложе.
— А особенно с иезуитами, — кротко улыбнулся Марьян. Сволочной монах выглядел так, как будто и не он на пару с солдатом полночи распевал во все горло «Скачет по Фландрии смерть», выхлебав все вино в кабаке.
— Это точно… Что нового?
— Нового? — помрачнел лицом Байцер. — Дева снова не пощадила никого. Семь человек, семь невинных душ сегодня отправились к Богу. А я опять ничего не смог сделать…
— Эй, монах, я, кажется, могу помочь твоему горю, — в голову Густаву прокралась неожиданная мысль.
— Нашему горю, — внушительно поправил Марьян. — Напасть сия есть беда общая, ибо происки нечистого затрагивают каждого, кто…
— Избавь меня от словоблудия, — сморщился Вольфрам. — Сейчас будет про лоно матери нашей, католической церкви, и все такое. Мое студенчество давно кануло в лету.
— Как скажешь, — деловито согласился Марьян, пропустив мимо ушей упоминание в одной фразе церкви и словоблудия. — И?..
— Тут такое дело, — задумчиво поскреб затылок Вольфрам. — У меня в рукоять меча вделан настоящий гвоздь из Распятия Христова.
— Что еще смешного скажешь? Густав, ты пропил последний ум? — жалостливо посмотрел на него иезуит. — В Праге есть целый цех по производству голов Иоанна Крестителя, думаешь, твои гвозди чем-то лучше?
— Да? — скривился наемник. — Всегда знал, что чехи — банда симулянтов и обманщиков. Все равно, монах, это не меняет дела.
Густав все-таки сумел сесть прямо, используя в качестве подпорки собственный меч.
— Как бы то ни было, но любой, кто верует в Господа, не должен оставаться в стороне.
Байцер подозрительно пригляделся к опухшей с перепоя роже ландскнехта.
— Тебя ночью, случайно, не подменили? Хоть и староват ты для народца с холмов, что ворует детей.
— Чего?
— Того, что не ожидал такого от типуса, подобного вам, о милейший доппельзольднер. К тому же, какое твое дело до местных, если они не католики?
— А что в таком случае тут делает иезуит, а? Или он, скрываясь во тьме ночной, тайно вводит заблудших протестантов в лоно истинной Церкви? — уверенно парировал Густав.
За внешним благодушием и балагурством Марьяна скрывались напряжение и надежда. Вольфрам отвечал в том же тоне, опасаясь спугнуть крепнувшую решимость.
— О, Мадонна, — воздел руки Марьян. — Я забываю, что общаюсь с так и не взошедшей звездой адвокатуры.
— А тебя что ведет этой дорогой? — неожиданно и прямо спросил Густав.
Пражанин стиснул зубы, склонил голову, но не покаянно, а будто скрывая яростный блеск в глазах.
— Ну, так что, монах, скажешь правду или так и будешь молчать? — ехидно вопросил солдат.
Иезуит помрачнел еще больше.
— Что тут говорить, — ответил он после паузы. — Курия не знает, что Господь направил стопы мои в сторону сию. Личное, — подвел итог монах.
— Понятно… — протянул Вольфрам. — Бывшая семья?
— Страговский монастырь. Почти весь…
— Так ты из Премонстратов? — удивился наемник. — «Адлик, как ангел красивый, в грязь упал» и все такое? А как же Иисус Сладчайший? — Густав вдруг хлопнул себя по лбу и продолжил. — Все, я понял! Когда все твои перемерли, то ты решил отплатить той же монетой? А наследники Лойолы решили не отказываться от очередного пса, снедаемого жаждой мести?
— Господь дает много путей.