И надрез сделал Шлецка ножичком на ладони. Да крови чужой накрапал в маленькую скляночку. Потом посмотрел на просвет – хорошая кровь, густая, вязкая. Доволен остался Шлецка.
– Смотри, клятву дал, на крови. Покоришься мне-как сыр в масле кататься будешь. А если клятву нарушишь – кровь твою солью в старую могилу. И пропадешь ты, ни жив ни мертв. Теперь слушай. Вот тебе бутылочка, зелье полезное. Жди праздника любовных игр в последнее воскресение июня. Той ночью приведешь сударушку на ту сторону берега, к купели каменной. Там и посвятим вас в таинство древнее. И она будет твоя навеки.
Сдержал слово Шлецка, видно большое влияние имел, кого подкупил, а кого и приворожил может… На следующий день действительно десятник, немало удивленный, объявил Петру наряд на работы по благоустройству графского парка. От маяка недалеко, только косу песчаную перейти. Работа там была хоть не тяжелая, но денежная – по целковому в день, в аккурат для солдат – инвалидов. Деревья заморские сажать, палисандры, секвойи, кипарисы, каштаны – дорогущие наверно. Потому при посадке постоянно присутствовал долговязый англичанин. Что-то толмачил и пыхтел на своем. А если не по нему-то тяжелой тростью бился.
Только работа не в радость, коли нет как нет Оленки. Петр норовил все ближе к усадьбе, брался стремглав за всякое-кому поднести мешки с торчавшими в них саженцами, притащить пятиведерные кадушки с водой для полива – но надсмотрщик – гад, англицкая морда – все верещит, как суслик: – квик, квик... Ни тебе присесть отдохнуть, ни тебе воды попить – загонял совсем. А горячее тарханское солнце ближе к полудню пекло прямо в темечко, напекая невеселые мысли. Эх, Оленка, где же ты?..
Из пристроенной ко дворцу кухни вышли женщины и девки, несли большой котел со щами, корзину хлеба. Среди них ищущий взгляд Петра сразу приметил стройную фигурку Оленки. Ветераны устраивались поудобней, кто где, держали свои походные котелки и железные ложки наготове. Провиантная процессия остановилась в отведенном для трапезы месте и полная веселая кухарка громко обьявила:
– А ну, старинушки, за щами в строй!
– Эх, щи да каша – пища наша, – забалагурил ветеран, раньше других приковыляв к котлу и протягивая поварихе свой ковшик: – Лей, не жалей, мне ковшик как брат, всю турецкую со мной прошел.
Ветераны толпились у котла.
– Эй, старинушки, не наседай, дайте молодому парню к котлу подобраться. – Оленка раздавала хлеб, порезанный крупными ломтями.
Петр подошел к ней, мечтательно вздохнул. И она подняла на него взор своих прекрасных черных очей:
– Это ты? А я уж удумала, что не увижу тебя более никогда.
И смотрел он не отрываясь в бездонные глаза и говорили, старательно подбирая, не знакомые ранее слова. Слушала, умиляясь. И ей казалось, что знает она его уже очень давно, и расставаться, даже на минуту, даже на миг друг дружке не хотелось.
– Барыне я сразу приглянулась, – Оленка ворковала на ушко. – Госпожа красивая, добрая, умная. А Шлецка этот противный за меня с нее пятьдесят рублей взял, как будто я раба какая крепостная. Но я свободная, он меня обманом от тетушки из Мариуполя забрал. Подпоил и околдовал многих. Услышал, что батюшка мой пропал при переселении, ну и уговорил, обманщик. Наш род тут испокон веков, жили в согласии с татарами, в крови у меня и славяне, и половцы, и греки. Тетушка сказывала, из этих мы краев. Овец держали, кефаль сетью ловили, были небедные и только Господу подчинялись верой христианской. Вот я и думаю, кто мы, если дальше этого края земли нет. Сама согласилась ехать, отца искать. Вот-только крестик остался от него на память. Отлил его из древней золотой монеты и освятил, – сняла с шейки небольшой нательный крестик на шелковой ленточке. – Шлецка хотел забрать! Но не дала одна женщина хорошая. Только сказала слово потаенное, все желания его отбила. Испугался Шлецка, меня преследовать бросил. Да ее дорогой затиранил до полусмерти. Боится ее, а меня она оберегает. Научила дорогой с птицами дружить, животных понимать. Тебя мне предсказала. И еще, что неспроста судьба нас завела сюда. И Шлецка этот, антихрист, задумал что-то недоброе. Потому и выбрал нас, что сам того сделать не может, – со страхом вздохнула. – Только быстрее надо выбираться нам из этих мест. Но все равно, барыня сказала, что я свободная, только очень молодая. А как повзрослею, то вольна пойти замуж по любви и согласию, и ехать куда заблагорассудится. И приданого даст. Поедешь со мной?
– Поеду, куда угодно, хоть на край света! – едва не закричал от радости Петр.