– А ты не разбойник, не душегуб ли, раз в кандалы был закован?
– Нет, я из вольных козаков, еще прадед мой был на Сечи атаманом, а когда царица распустила запорожское воинство, многие подались на Кубань. Батя остался на своем хуторе в Поднепровье. А тут солдаты с помещиком, новым хозяином, с выправленными на землю бумагами. Дескать, убирайтесь с моей земли либо оставайтесь, будете моими рабами крепостными. А мы то сами познатнее его, историю ведем от древнего мангупского рода, и армяне есть, и генуэзцы. Потому горячие как до безумия, если обидит кто. Тогда после слов этих о рабстве батя не выдержал, за саблю, я, братья старшие за пистоли, наказать обидчика нашего. Только побили нас солдаты, связали. Год просидели в железо закованные. В Новом Херсоне, в Суворовском равелине. А потом суд. Батю казнили, с братьями не знаю – кто жив, кто мертв. Мне как самому молодому смерть заменили на каторгу. На ей, постылой, я уже шестой год, Нет у меня никого на всем белом свете, только и осталось в память о родных – оберег старинный,медалька Мангупская, пожалованная мне при крещении. Раньше я хотел умереть, ожесточился на судьбу очень, что закинула в такой дальний угол. Конца жизни искал, не жалел ни себя, ни других, а теперь у меня есть ты.
– А у меня – ты, – мягко отвечала ему...
И обменялись они драгоценными оберегами.
Каждый день ждали момента недолгой встречи в обеденное время. Наступил июнь, и Петр, вспомнив слова Шлецки, с нетерпением ждал праздника влюбленных.
И вот одним вечером, влекомые тайным желанием, пришли в договоренное место. Ночь, на небе сияла полная луна. Шли босые по пыльной приморской степи на свет далекого костра. Тропинка спускалась к морю, возле которого слышались тихие низкие звуки, будто билось чье-то большое трепетное сердце. Подойдя ближе, остановились в нерешительности, тень сомнения закралась в душу. Появилась мысль – а правильно ли все это?
Петр достал заветную скляночку. И со словами «Ради нашей любви мне ничего не страшно» – выпил горький и терпкий напиток. Бодрость, уверенность, смелость налили тело.
– Выпей и ты, Оленка, – протянул возлюбленной остаток содержимого.
Нерешительно выпила, но все – до капли. Горечь пролилась по телу вниз, сморщилась, сжалась. И вдруг весело и бесшабашно рассмеялась. В глазах Оленки весело заискрились огоньки. Схватив его за руку, крикнула:
– Теперь мне все нипочем! Летим, любимый!
И неведомая сила казалось приподняла их над степью, и они понеслись, нет, полетели к берегу. Туда, к пламени костра, к шепоту освежающей морской волны. Одежда как бы сама собой упала с их тел, и они, перелетая с легкостью острые камни, впрыгнули нагие в зовущую морскую прохладу купели.
Плескались в теплой и соленой как кровь воде, отрешившись от всего. Забыв о тяжелой и беспросветной рабской жизни. И не заметили, как на обрывистых краях каменной чаши появились блестевшие как в рыбьей чешуе тела с факелами, бившие в бубны и напевавшие незнакомый заунывный, пронзительный напев. Любились под лунным светом, потеряв связь со временем. И провалились в усталом томлении в сонное небытие у самой воды, в низком каменном гроте…
Крики чаек с первыми лучами солнца разбудили их. Утро веяло прохладой. Воспоминания чего-то смутного и пугающего, но вместе с тем волшебного и чарующего не покидали. Что это было? Бесовское наваждение? Или древний языческий праздник любви?
Свет от карманных фонариков быстро ослаб, потускнел, рассказчица многозначительно замолкла, ожидая благодарных оваций, однако наступила гробовая тишина.
– Брехня! – раздался мальчишеский выкрик.
– И вовсе не брехня! Чистая правда, – вступилась за бабушкину легенду Ленка. – И про Петра и Оленку, и про Чашу. Вот он, этот крестик! – она показала в костровых отблесках доставшуюся от бабушки реликвию на потертой ленточке, сама удивляясь тому, как складно все сложилось: и легенды Рачибо, и отцовские рассказы, и все – из бабушкиной тетрадки.
– Ух ты! – затолкала детвора. – Золотой? А может, заколдованный?
– А второй, где второй оберег, мангупский,от Каменного Кулака?
– Про второй не знаю ничего.
– Баста, конец «фильме»! – разозлился обделенный ребячьим вниманием учитель, поднялся из-за догоравшего костра. – Концерт окончен, отбой… Надо сил набираться. Всем спать. Утром зарядка, завтракать, купаться – и на базу. Пешком пойдем по побережью, путь неблизкий. Посмотрим Атлеш, Лестницу Счастья, Скалу-Черепаху, маяк...
Ребятня неохотно разошлась по палаткам...
Обольщение ленивца