Дети разошлись на ночлег, а Ленка была на взводе. Дрожала от вожделенного чувства. Позвала искупаться Севика в ночной Чаше, тот стушевался.
– Это невозможно, Леночка, со всем уважением. Какой пример мы подадим младшим, после всего того, что наплел тут Рачибо? Да и поздно уже!
– А что такого наплел? Будто семиклассники не знают, откуда дети берутся? – «У, Ханжа», – подумала она, вслух добавила: – Скажите честно, лень купаться? Вы что, старик? Да, старый и дряхлый ленивец!
Поднялась из-за догоравшего костра, придав своему вздоху оттенок огромного сожаления.
– Ну, как хотите. Пойду окунусь, – и подумала: «А почему я, как Оленка, а Севик – не как Каменный Кулак?»
Полная луна вылупилась на плескавшуюся в Чаше ночную купальщицу мягким неземным светом. Зрелище вылитого в серебре тела завораживало и влекло желанием погрузиться в темную манящую стихию. Слышался плеск волны, и со стороны костра кто-то напевал под гитару:
– О, Тарханкут, ветер с морем встречаются тут...
Сергей Викторович, не выдержав, до плавок разоблачился и нырнул в теплую купель следом.
Ленка под водой освободилась от купальника и, обнаженная, легла на лунную дорожку. Вода вокруг закипела пузырьками. Перевернулась, закрутили глубокие потоки, мягко выталкивая вверх к сиянью хозяйки ночи. Плюхнулись рядом, нырнули, как большая рыба.
«Приплыл, – с удовольствием констатировала ночная купальщица. – Ленивец проснулся! О, мой вожделенный ленивец...».
Вынырнули вместе, лицом к лицу, отфыркиваясь как смешные дельфины. Смеясь, накинулась девичьим телом на мужскую грудь, прижалась, притопила. Крепко обхватил, она ощутила,как его руки заскользили по телу.
Рядышком кувыркались по-взрослому обнаженные тела нескольких пар туристов, слившись в любовном порыве лунной ночью. И прибой бил с моря, низко ухал и шипел, переваливая через край Чаши...
Потом включилось аварийное "Вау-вау" в его мозгу. Испуганный Сергей Викторович оттолкнулся в воде от нее, промямлил: «Довольно, детка!» – и покарабкался на прибрежные камни.
Ленка чувствовала, что его влечет к ней, и желанный делает над собой титаническое усилие, чтобы не поддаться этому влечению. Но только подал ей руку, помог вылезти на мокрые скалы, блестевшей, как чешуей, в лунном свете...
– Накинь, замерзнешь, – протянул футболку.
– Не замерзну! Ну, еще немного, разочек окунемся, – взмолилась маленькая Ева, стуча зубами от перепада температур.
– Поздно уже! Идем к нашим, пора спать. И вообще, не дай Бог простудишься, – беспокойным взглядом Сергей Викторович окинул ученицу с головы до пят.
«Спать, замерзла, простудишься... Как будто я маленькая девочка! Это не его ли руки шарили мое тело? Ну, ничего, я уж найду момент, – подумала Ленка. – А хотя с другой стороны, может он и прав – кругом столько глаз – наши любознательные дети, эти туристы». Одиноко зарылась в плед в девчачьей палатке, пытаясь заснуть на жестком ложе.
Всю ночь из Чаши раздавались всплески, смех и охи – вздохи. Плескались русалки с ихтиандрами, до рассвета продолжая, все снова и снова то, так и не начатое ими.
Утром Ленка встала позже всех, с трудом вспоминая ночное купание. И вообще не сон ли все это? Между нами так ничего и не случилось – значит это не сон – с сожалением подумала она.
...Ах, как на свежем воздухе Тарханкута было аппетитно позавтракать чаем и сухпайком – хлебом со сгущенкой. Вернуться бы в Чашу… Но собрались, нестройными рядами пошли обратно. Прошли большой Атлеш, спустились к гроту, осмотрели вырубленную в скалистом склоне лестницу, любовались огромной скалой.
К полудню путешественники добрели к башне старого маяка. Подниматься на сорокаметровую высоту ни у кого не осталось ни сил, ни желания. Усталый, но очень довольный, вел в лагерь ребячий отряд Севик. Ленка замыкала колонну, замышляя контакт. Педагогический.
Откуда-то сзади приближался жуткий грохот мотоциклетного мотора. Седоки – один за рулем, другой на заднем сиденье – поехали медленнее вровень с ней, устало шагающей Еленой Александровной.
– Слышь, мокруха, пионерка вяленая, а как тебя зовут? – нагло ухмылялись мотоциклисты, местные поселковые байстрюки. – Ты чо, глухая? Или немая? Слышь, овца, с тобой говорю, – тот, вихрастый, рыжий, с заднего седла, перегнулся и отвесил парочку озорных шлепков по Ленкиному, туго обтянутому шортами задку.
– Скотина! Пошел вон! – ударила по протянутой руке. – Убери лапы, дебил!
– Чо ты сказала? Овца! Сука недотраханная!
Мотоциклисты заехали вперед и перегородили ей дорогу. Севик, вовремя заметив, быстро подошел к ним: