– А ты не бубни! Нужны мы им! В парке еще не всех отловили, – огрызнулась она. – Отвернись! Видишь: и юбчонка, и колготы, аж до топика, намокли совсем.
– Очень ты мне нужна, мокрая курица!
– А ты – гусь лапчатый!
Родители потом всегда, когда начинали семейную перепалку, кидались этими фразами.
– Я вообще хипповая, – выжимала юбчонку мама. – Что, не заметно? «Дип Пёрпл», «Гранд Фрэнк» – ничего. Битлы, Криденсы хороши. А вот Зеппелины – музыка классная, а слова мрачноватые…
– Пёрплы – ничего? Высший пилотаж! А вот твой Криденс – туфта попсовая. Кто же на нас настучал? – задумчиво ерошил влажные волосы папа.
– Кто, кто… Да Крепилов стукнул. На потоке главный комсомолист. А по совместительству фарцовщик. Через него что хочешь достать можно. И записи, и белье. Все девчонки влюблены в гадину такую… А сегодня, смотрю: при первой непонятке сбег в кусты – юрк. Заранее себе пути отхода подготовил. Это Крепилов, точно. Кстати, не пора ли нам познакомиться? Я – Светка.
– Саша, Александр…
– А можно попросту Шурик?
– Просто Шурик своим можно.
Они стояли друг перед другом полуголые, в одном нижнем белье.
– Что, нравлюсь?
Папа глупо, но честно кивнул.
– Ты тоже ничего: стройный, спортивный. Про наших с инъяза всякое брешут. Я не такая. Так что посмотрел на меня в этом экстриме – и хватит. Дай свой плащ, я прикроюсь. – Мама села на валуны, прикрывшись его коротким плащом. – Лучше посмотри, какой вид открывается отсюда: весь город как на ладони.
– Чего-то похолодало, солнце светит, но не греет, так и заболеть не долго. А у меня портвейнчик есть. Будешь? – Папа потряс бутылкой, извлеченной из портфеля.
– Не откажусь. Брр, прохладно. А это, красивый у тебя портфельчик. Фирмовый.
– Из крокодиловой кожи. Папкин портфель. Трофейный. Немецкий. В захваченном гестапо замылил. Я его на занятия ходить приспособил. Удобно… В него, не смотри, что затертый, пятнадцать бутылок влезет!
– Дринк виз ми, дринк фо май хэлф! Пью за здоровье…
– Ты это… – искренне удивился отец, – ты действительно в английском петришь?
– Английский я выучу только за то, что им разговаривал Леннон…
– Классно!
Бутылка портвейна переходила из рук в руки – пили из горлышка.
Шурик осмелел и вынул из портфеля журнал в яркой многоцветной обложке:
– «Плей-бой» журнал называется. Там одна очень похожа на тебя. Смотри, – он сунул ей в ладошку яркую фото-обложку.
– Я такой тоже листала. Класс! – трепетно разворачивая журнал, радовалась мама. – А может, это я и есть? – Она привстала в одних трусиках, кокетливо позируя: – Что, похоже?
Так просидели весь день в молодом хвойном перелеске. На древних камнях скифского косогора у водохранилища. Такие молодые и красивые, прикрывшись сохнущим папиным плащом. Она переводила ему с листа из американского журнала откровенные тексты… Потом… потом… ах, что было потом!.. Ну, понятно…
Быстро смеркалось. Уже забылась погоня. Прижимаясь друг к другу, любовались панорамой зажигавшего вечерние огни города. И тянули из горлышка портишок. Захмелев, стебануто пели, имитируя звуки инструментов, песню «Степных волков» – «Бон ту би вайлд! ». Шурик делал вид, что играет на гитаре. А Светка стучала по его портфелю, как по барабану. Голосили, уже никого не замечая и ничего не боясь. Чувствовали себя близкими по духу. Как рабы, разорвавшие путы, Полные сил и желаний. Дикие и свободные. Понимая глубоко внутри себя, что обязаны быть вместе. И они были…
Ученье – свет, неученье – тьма
Дети идут по родительским стопам, не мудрствуя лукаво. Леночка выбрала мамину стезю. Она пробегала длинные списки поступления на доске объявлений снова и снова полными слез глазами, но своей фамилии так и не нашла. Как же так, не может быть! Лена онемела, тогда впервые яростно затошнило. И заболел низ живота – думала, от расстройства. Нервный срыв от рушившихся надежд. Еле добрела до ближайшей скамейки, и было так жалко себя, так обидно! И зарыдала по-детски обильно, роняя влагу на мамину студенческую фотку. Так и ревела.
Из ступора ее вывела представительного вида дама, принимавшая экзамен по английскому, подсела рядом. Приобняла.
– Девушка, ну что же вы так, не надо убиваться! Не прошли по конкурсу, и ничего. Жизнь только начинается. Господи, голосит, как я в молодые годы. Прямо вдохновила на грустные строки. Не в склад, не в лад: