Мартин кусал губы и вырывался, а директор веселился:
— Вам понравится. Еще спасибо скажете. Мы даже завидуем вам, правда?
Присутствующие согласно закивали.
— Мы завидуем тебе, рыбак, который мечтал стать священником. Каждый из нас не прочь оказаться на твоем месте. Но сегодня, в наш священный час, это должен сделать ты, мальчик! Ну, возвращайтесь к природе!
— Скорей! — завизжала Биргита Эдуардовна. — Хватит болтать! Время на исходе! Через двадцать минут будет пройдена орбита Лилит!
Существа засуетились, зашумели. Мою руку чем-то перетянули выше локтя и крепко держали. Секретарша потянулась к шприцам.
— Нет!
Мартин изо всех сил рванулся и выбил ногой поднос. Шприцы стукнулись о каменный пол. Крик разочарования пронесся по толпе жабьелицых.
— Вторую порцию! Скорее!
Но Мартина словно подбросила невидимая Сила… Да, это был рыбак, все предки которого привыкли сражаться с морскими чудовищами, Существа разлетелись в стороны. Но их было много… Их время уходило, и они помнили только о своем голоде, о пустоте в своих душах, которая требовала заполнения. Несколько жабьелицых схватили Мартина за руки, за плечи, за шею. Молодая девица с черными спиральками волос — все-таки это была Алина — с криком ненависти подскочила к Мартину и, как кошка, ударила его по лицу рукой с длинными острыми ногтями. Через лоб и щеку потомка рыбаков протянулись глубокие царапины. По ним потекла кровь.
— Осталось десять минут!
Я почувствовала, как в мою руку входит иголка. К Мартину подбежала секретарша со шприцем. Мой друг в отчаяньи оглянулся — вокруг толпились жабьелицые, за спиной — витражное окно.
— Не будет по-вашему!
И неожиданно рванулся назад, к окну. Раздался звон разбитого стекла. Мне стало плохо, перед глазами все расплылось. Как во сне, слышала голоса жабьелицых:
— Подобрать его! Может, еще живой…
— Поздно. Люди сбежались. Проклятье, подъехала “скорая”! Его забирают.
— Что делать?
— Время кончилось. Теперь придется ждать месяц.
— Проклятье! Я совсем ослабею.
Голоса превратились в едва слышное бормотание:
— Найдем в больнице… Мнемоническая анестезия… Неудачные экземпляры… Все ликвидировать… Уходим, уходим, уходим…
И я провалилась в черную бездну.
Я проснулась от того, что в глаза светило солнце. Еле узнала номер гостиницы “Салдуве”, первый раз увиденный при солнечном свете. Ну, да, я в гостинице. На мне моя пижама в мелкие ромашки. На кресле — моя одежда, на коврике — мои тапки. Ну и кошмары тут снятся! И все болит — словно ночью из меня пыль выколачивали. Скорей бы домой…
Но как тут сегодня светло, и какой странный шум! Я подошла к окну, раздвинула шторы… И едва не задохнулась от изумления — за окном было море!
Торопливо открыла окно и, насколько могла, высунулась наружу. Море начиналось метров за двести от памятника трем рыбакам, или солдатам, — их освещенные солнцем силуэты отчетливо виднелись на фоне стальных волн. Море было и таким, и не таким, как я представляла. Оно не было добрым и не было злым. Оно было слишком величественным, чтобы соотноситься с какими бы то ни было человеческими понятиями. И еще — оно было настоящим, оно дышало.
— Море! Тут все-таки есть море!
— Конечно, есть, если на карте нарисовано. — От звука чужого недовольного голоса я чуть не вывалилась из окна. С подушки соседней кровати приподнималась голова в бигудях. — И нечего окна раскрывать нараспашку — не лето. Господи, просила же поселить к тихим людям, чтобы хоть выспаться дали с дороги!
Последние слова перешли в зевание. Женщина повернулась лицом к стене и натянула одеяло на голову. Я тихонько закрыла окно и молча постояла перед ним. Странно, почему-то не видно ни одного корабля. А я всегда представляла себе море с кораблями! И людей не видно, берег совсем пустынный. Если не считать каменных рыбаков. Даже чаек нет, а мне, кажется, слышались их крики. Кто-то говорил мне недавно, что вода у этого берега отравленная… Не помню…