Я решила, что лучше ни у кого не спрашивать дороги, а самой постараться найти ее. Автобусы один за другим подруливали к остановке, обдавая мои сапоги грязной водой. Я пыталась перевести названия конечных остановок на автобусных табличках. На одном автобусе прочиталось что-то похожее на слово “рыба”, но я не решилась отправиться по столь неопределенному указателю. На другом было название из нескольких слов, одно из которых звучало приблизительно как “марине”. Что это, если не море!
Несмотря на то, что городок казался небольшим, автобус все ехал и ехал, и ничего похожего на морской берег не появлялось за забрызганным стеклом. Унылое зрелище одинаковых пятиэтажек, там-сям тонкие голые прутья деревьев, сплошной туман и лужи нагоняли тоску. В салоне, кроме меня, остались только старый инвалид без одной ноги и две-школьницы в одинаковых рыжих пальто. Девчонки всю дорогу поглядывали на меня и пересмеивались. Конечная остановка материализовалась из тумана в виде маленького здания диспетчерской станции из серого кирпича и пустыря вокруг. Инвалид, с трудом орудуя костылями, вылез из автобуса последним и поплелся вслед за девчонками по узкой тропинке. Когда проходил мимо меня, тихо пробормотал, дыша перегаром:
— Езжай домой…
Вот как не любят приезжих… Сквозь туман в той стороне, куда направлялись мои попутчики, виднелись домишки поселка. К диспетчерской шел водитель автобуса.
— Извините, скажите, пожалуйста, где тут море?
Водитель словно споткнулся о мой вопрос, как-то странно засмеялся и махнул рукой в ту сторону, откуда я приехала:
— Там, там… Не тут.
Я побоялась отходить от “Икаруса”, который доставил меня в это пустынное место, и минут десять стояла на краешке асфальтированной площадки под пронизывающим ветром. Наконец тот самый шофер занял свое место в кабине, и, помучив меня ожиданием, открыл двери автобуса.
Через час я снова оказалась перед проходной завода. Неподалеку темнела моя гостиница и памятник трем рыбакам. После пережитого злоключения даже стандартный номер отеля “Салдуве” показался желанным пристанищем.
В моем номере поселилась новая соседка. Я с интересом разглядывала огромную сумку в черно-белую клетку и разложенные на тумбочке вещи — книги, все в дерматиновых обложках, как школьные учебники, бутылочки с аптечными наклейками, клубок зеленых мохеровых ниток с воткнутыми в него толстыми спицами.
Биргита Эдуардовна — так звали новую соседку — оказалась женщиной средних лет исключительно домашнего типа: полноватая, с “химией” на выбеленных волосах и в трикотажном костюмчике отечественного производителя. Разве что глаза необыкновенные — большие, зеленовато-голубые, с припухшими веками; причем нижние веки больше верхних. От этого казалось, что Биргита Эдуардовна все время сонно жмурится. И весь ее облик нес отпечаток этой сонливости: замедленные движения, манера говорить, растягивая слова.
Биргита Эдуардовна поделилась со мной своим мнением насчет здешней погоды и насчет отсутствия всякого порядка на здешних предприятиях, и нужно сказать, что ее мнение целиком совпадало с моим. Она возмутилась, что бессердечное начальство посылает молоденьких специалисток в такие тяжелые неблагодарные командировки, и я сразу начала искренне себя жалеть.
Соседка достала кипятильник и заварила чай, разложила нарезанный хлеб и домашние котлеты с чесночком… Наконец мне повезло в этой поездке. Может быть, теперь решатся и остальные мои проблемы?
— А как отсюда добраться до моря?
— До моря? — Биргита Эдуардовна удивленно посмотрела на меня и поставила стакан с чаем на стол. — Тебя тянет к морю? Как интересно. Нужно выяснить, какие особенности твоей кармы вызывают у тебя такое желание, и чем это тебе угрожает. Дай мне свою ладонь… Так… — Биргита Эдуардовна поворачивала прохладными пальцами мою ладонь, словно письмо, написанное очень плохим почерком, и говорила, будто сама себе. — Линия жизни огибает холм Венеры и сливается с линией сердца… Все свидетельствует о чувствительном и меланхоличном характере… Чрезвычайно развит холм Луны, он отвечает за интуицию… На холме Юпитера — крест. Ты добьешься славы…. Но тебе нужно избегать контактов с открытой водой. И линия жизни раздваивается возле водяной звезды… Видимо, в твоей карме что-то не отработанное подталкивает тебя к самоуничтожению…
Словечка “карма” я тогда не знала.
Но я невероятно любопытна. Нет, далеко не все я соглашаюсь испытать на собственом опыте. Многое в этой грешной земной жизни я брезгливо обхожу, как грязную лужу. Но не бросить любопытного взгляда на то, что там, в грязи, выше моих сил.