Пат Причард потихоньку выбралась на крыльцо.
Было уже совсем темно. Несколько фонарей и свет, идущий из лавчонки напротив, слабо освещали дорогу и тротуар. В открытую дверь лавки Пат могла видеть развешанные у полок конфеты-хлопушки – предмет вожделения здешней детворы, мешок соленых земляных орехов, коробки с жевательной резинкой, нарезанную рыбу, жарящуюся на сковороде, и двух-трех рабочих, закусывающих у стойки. Ох, и зачем только она пошла в этот Горчичный Рай! Вон как здесь темно и неуютно! И какие здесь страшные люди!
И вдруг глаза Пат различили стоящую у противоположного тротуара машину. Она смутно угадывала знакомые очертания автомобиля, в котором ее мать ездит на ферму Милларда за свежими яйцами и творогом для самого Босса. Нет, не может быть, чтобы она ошиблась! Вон и светлый чехол торчит на заднем сиденье. Пат содрогнулась.
И почти тотчас же из автомобиля раздался хорошо знакомый, железный голос:
– Патриция, я тебя вижу. Подойди сюда, Патриция.
Ватными ногами девочка пересекла улицу и подошла к автомобилю.
Мать сидела за рулем в своей неизменной шляпке, похожей на заклепку, и в серых перчатках.
– Садись!
Девочка покорно села. Однако Образцовый Механизм не спешил трогаться с места.
– Когда мне сказали по телефону, что моя дочь отправилась к мальчишке-негру, что она забыла всякий стыд и всякие приличия, я не поверила, – начала миссис Причард. – Все же я решила самолично проверить и убедиться, что все это ложь и гнусный поклеп на мою дочь. Я бросила приготовление торта и салата и приехала сюда. Я увидела в доме вдовы Робинсон свет и услышала голоса многих людей. Первая часть сообщения оказалась справедливой: в доме были гости. При мне в дом вошло несколько человек – негров и белых самого низкого положения. Но я все еще не верила, что среди этих людей может находить удовольствие моя дочь. И вот сейчас я убедилась, что это правда!..
Миссис Причард выдержала эффектную паузу и полюбовалась впечатлением. Дочь сидела опустив голову, дрожа.
– Завтра же я поговорю с Салли Робинсон. Она должна внушить своему мальчишке, что он не пара моей дочери. Он не смеет приглашать в гости Патрицию Причард, как какую-нибудь черномазую девчонку. Если он и его мать не понимают этого, я им внушу, я найду способ внушить им правила должного поведения.
– Ма, они меня не приглашали… – робко заикнулась Пат. – Честное слово, ма…
Миссис Причард встрепенулась:
– Что?.. Ты хочешь сказать, что сама, по собственной инициативе побежала к этому мальчишке, забыла свой долг, оставила мать и ее гостей и отправилась в этот дом?
– Нет, нет, ма, я не сама! – защищалась Пат. – Мне кто-то позвонил – я не знаю кто – и сказал, что Чарльз просит меня прийти. Но меня обманули.
– Значит, тебя обманом завлекли в этот дом? – Казалось, Образцовый Механизм очень обрадовался. – Так, так, очень хорошо… Негры обманом залучают к себе белых девушек! Хорошо, все это будет доложено кому следует. Пускай все узнают! Я больше не потерплю этого!
Дочь заплакала.
– Почему ты плачешь? Они тебе что-нибудь сделали? Обидели тебя? – бурно набросилась на нее мать. – Говори скорее, что там происходило, у этих Робинсонов!
– Нет, ма, меня не обижали… И там… там ничего не происходило… Просто там разговаривали… Говорили о России, – сквозь слезы выговаривала Пат. – Дядя Чарльза получил оттуда письмо…
– Вот оно что… – Миссис Причард призвала на помощь все свое хладнокровие. – Патриция Причард, ты обманула свою мать и будешь теперь пожинать плоды своего преступления.
Пат зарыдала. Миссис Причард зажгла фары, и автомобиль, зло блестя глазами, побежал прочь от Горчичного Рая.
37. На кладбище
В это же утро оливковый автомобиль дяди Поста остановился у коттеджа Мак-Магонов в Верхнем городе. Вероятно, у дяди Поста были какие-нибудь особые основания, для того чтобы взяться за доставку корреспонденции в ту часть города, которую обычно обслуживал другой почтальон. Впрочем, если вы подумаете, что это была целая кипа корреспонденции, вы сильно ошибетесь. Оливковое чудовище совершило свой путь всего только ради одного-единственного письма. Это было, надо прямо сказать, очень вульгарное с виду письмо, с голубком и веткой незабудок на конверте. И дядя Пост, осмотрев его, хмыкнул весьма неодобрительно. Впрочем, он все-таки поднес ко рту свой знаменитый рожок.
На зов рожка тотчас же открылось окно коттеджа и показалось слегка испуганное, как всегда, лицо миссис Мак-Магон.
– О, да это дядюшка Пост! – успокоенная, приветливо сказала она. – Разве Спунер заболел, что вы его заменяете, дядя Пост?
– Нет… то есть да, мэм, – пробормотал старый почтальон, суетливо дергая себя за нос, хлопая по коленке и теребя свой хохолок. – Это я так, случайно, мэм…
– Письма или газеты? – Жена директора привычно протянула руку.
Однако ни письма, ни газет она не получила.
– Извините, мэм, сегодня для вас ничего нет. – Дядя Пост снова изо всей силы дернул себя за хохолок. Прошу прощения, это я просто проверял рожок, – неуверенно добавил он.
Миссис Мак-Магон с сожалением взглянула на старика. «Выживает из ума, бедняга», – говорил ее взгляд. Дядя Пост поперхнулся и чуть было не выскочил из автомобиля. Однако не успела жена директора захлопнуть окно, как он возобновил свои упражнения на рожке. Дикарские звуки неслись по улице, пугая кур и собак, тревожа тех, кто чаял получить весточку от милых сердцу.
– Где же она пропадает, эта храбрая великомученица? – в сердцах пробормотал старый почтальон и затрубил с удвоенной силой.
Индюк, гулявший за решеткой директорского коттеджа, до такой степени надулся и посинел, что, казалось, его вот-вот хватит удар. И как раз тогда, когда дядя Пост потерял уже всякую надежду и готовился отбыть на своем чудище, появилась та, которую он вызывал.
– Из-за тебя, девочка, меня, старика, чуть было не записали в городские сумасшедшие! – начал было выговаривать Кэт старый почтальон, но тут же осекся.
Руки, коленки и даже лицо Кэт были исцарапаны до крови, апельсиновые кудри растрепались, и на них каким-то чудом висел, уцепившись за прядку, измазанный паутиной бант. Юбка и кофточка были разорваны в нескольких местах. Однако Кэт не обращала на это никакого внимания и с самым непринужденным видом взобралась на сиденье к дяде Посту.
– Где это тебя угораздило так исцарапаться? – воззрился на нее старый почтальон.
– Это я вылезала через слуховое окно из гаража, – объяснила, ничуть не смущаясь, Кэт. – Перед уходом в школу они меня поймали, заперли в гараж и сказали: пускай я там посижу и поголодаю хорошенько. Ну, мне это не страшно, у меня там в ящике давно припасены на всякий случай сухари. А когда я услышала ваш рожок, дядя Пост, я поняла, что вы здесь неспроста, и стала выбираться… Конечно, не так это просто – вылезть через крышу. Немного поцарапалась… Есть мне что-нибудь? – И она нетерпеливо заглянула в руки почтальона.
Дяде Посту захотелось немного поддразнить девочку.
– Постой, о ком ты это говоришь? – сделал он удивленное лицо. – Объясни мне, пожалуйста, кто это «они»?
– Ох, дядя Пост, да вы прекрасно все знаете! Они – это мой брат Фэйни и его товарищ Мэйсон… Есть у вас что-нибудь для меня, дядя Пост? – Кэт от нетерпения вертелась на месте.
– Погоди-ка, а за что же брат и его дружок заперли тебя в гараже? – Дядя Пост решительно не замечал состояния девочки. – Отчего тебе пришлось лезть через крышу?
– Ох, господи, да оттого, что с тех пор, как наши мальчики узнали о моей дружбе с ребятами Робинсона и… и… с одним… мальчиком из его компании, Рой и Фэйни меня по-всякому изводят. Вот взяли сегодня и заперли… – Кэт заморгала длинными ресницами и жалобно сказала: – А теперь и вы меня мучите, дядя Пост. Верно, у вас есть что-то для меня, а вы не отдаете…
Тут дядя Пост не выдержал. Он вынул из своей сумки вышеописанное письмо с незабудками и голубками и передал его девочке. Впрочем, Кэт не увидела в письме ничего вульгарного. Ведь это было первое в ее жизни письмо, адресованное «Мисс Кэтрин Мак-Магон», и она находила восхитительными и белого голубка на конверте и пучок грубо нарисованных незабудок. Наверно, дядя Пост понял радость девочки, потому что не сказал ни одного из тех насмешливых и ворчливых слов, которые приготовил было, и, молча кивнув ей, стал приводить в действие свой автомобиль.