Так шли за днями дни: теплые — летом, промозглые — осенью, ледяные — зимой. К новому, 1944 году на счету у Лии уже было больше тридцати гитлеровцев. Никто давно не считал ее «воробышком» или «малышкой», а если и случалось, что так называли, то лишь ласково.
Советская Армия продвинулась на запад Псковской и Калининской областей. Впереди была Прибалтика. Но тем яростнее сопротивлялся враг. Родную землю приходилось отвоевывать у него в тяжелых боях.
В январе жестокое сражение разыгралось недалеко от станции Насва, тогда Калининской, а теперь Псковской области. Небольшая деревня Казачиха переходила из рук в руки несколько раз. Наши бойцы то поднимались в атаку, то отходили назад. Они ничего не могли поделать с врагом, который занимал удобную позицию на высотке и держал атакующих под шквальным огнем артиллерии, танков и автоматов. Вот и снова цепи залегли в снегу, в открытом поле. И казалось, нет силы сдвинуть людей с места. В военных донесениях того времени это называли: «атака захлебнулась».
Сейчас эта захлебнувшаяся атака могла стать роковой. Люди лежали прямо под огнем, в каких-нибудь сорока метрах от вражеских траншей, идущих по огородам за околицей деревни. Еще немного — и никто уже никогда не поднимется, навсегда останется здесь лежать, потому что всю цепь перебьют. А идти навстречу смертоносному огню уже не было сил. Гибель грозила батальону, а вместе с ним дело оборачивалось очень плохо и для всей бригады.
Лия Молдагулова и Надя Матвеева залегли вместе, около какого-то одинокого тополя. Тянулись тягостные мгновенья. Становилось ясно — дальше так не может продолжаться. И тогда Лия сказала подруге:
— Что-то надо делать… Кажется, пришла моя очередь.
И, не дожидаясь ответа, она выпрямилась во весь рост и громко сказала, подбадривая себя:
— Я маленькая, но я не побоюсь!
И потом, уже на бегу, крикнула:
— За Родину! Вперед!
Она бежала навстречу пулям и разрывам, и ни одна пуля никак не могла ее задеть! Тогда стали подниматься и другие. Сначала побежали бойцы отделения автоматчиков старшего сержанта Неруша, за ними поднялась вся рота, и наконец в атаку пошел батальон.
А маленькая фигурка Лии уже мелькнула у края вражеских траншей и скрылась там. Оружием она владела великолепно. Ворвавшись в траншею врага, она стала прокладывать себе путь очередями из автомата. Но тут неожиданно вынырнул откуда-то немецкий офицер. Как кошка, прыгнула к нему Лия. Поздно! Офицер выхватил пистолет и выстрелил в упор. Падая, Лия успела еще дать очередь по фашисту. Он упал, сраженный наповал, но и девушка была смертельно ранена. А через несколько минут наши завладели этой деревней — уже насовсем, и враг был изгнан оттуда навсегда.
Лия умерла у околицы деревни Казачиха, на руках у своей подруги — снайпера Нади Матвеевой. Надя и бойцы похоронили Лию тут же, на берегу речки Смердели.
Много лет спустя местная жительница бабушка Наталья и еще один старичок рассказали красным следопытам, как солдаты хоронили Лию, и показали в точности то самое место. Они говорили, что все хорошо запомнили и ни с кем спутать девушку не могли бы, потому что она была очень молоденькая, тоненькая и черноглазая. Ее все жалели, плакали над могилой.
Рощица сирени и сейчас стоит на том самом месте. Но могилки уже нет. Прах юной героини перенесен на братское кладбище у деревни Монаково Насвинского сельсовета.
Много людей приезжает сюда с разных концов страны. Приезжают боевые друзья павших героев и красные следопыты. Приходят местные жители. Они приносят цветы и подолгу стоят перед обелиском, на котором среди других имен высечено: Алия Молдагулова. Лия, как называли ее по-русски.
— ★ —
…1 марта 1944 года.
Сегодня был день необычных, торжественных и трогательных встреч.
Улица пестрела народом, вышедшим навстречу своим героям, народным мстителям. Только в самые большие праздники бывало здесь так людно, так оживленно.
— Партизаны пришли! Партизаны вернулись в свой город! Пришли на завод! — Эта весть передавалась из уст в уста.
Вот на митинге выступает самый юный партизан — двенадцатилетний Миша Богданов. Два года назад он вместе с отцом, двумя сестрами и тремя братьями пошел в партизанский отряд.
— Наша вся семья партизанская! — говорит Миша. — Мы били немцев, и вот теперь прогнали их от Ленинграда…
Миша чувствует себя почти взрослым, он понимает всю ответственность своего положения: вот он, мальчишка, говорит от имени народных мстителей, говорит перед лицом ленинградцев, перед лицом коллектива старейшего завода, хранящего в своих людях и в самых своих корпусах славные традиции непримиримой борьбы за свободу. И вдруг в торжественной тишине раздается голос: