Начались бои. В июне отряд торпедных катеров, где был Коля, вышел в море на поиски каравана противника. Разведка не обманула: возле острова Гогланд отряд капитан-лейтенанта Старостина обнаружил караван судов — несколько транспортов, миноносцы охранения.
Прежде чем атаковать, нужно поставить дымовую завесу. Иначе катера станут легкой добычей врага. Тем более днем.
Погода в тот день была скверная: сильный ветер, волна. Дымовую завесу ставил экипаж Героя Советского Союза Ивана Устинова. Это самое рискованное дело — ставить дымовую завесу. Ведь катер идет неприкрытый, да к тому же идет лагом, то есть параллельно каравану. На виду у всех огневых средств противника. Все, что может стрелять, направлено на него. Вода кипит от снарядов, пулеметных очередей. А маленькое суденышко мчится вперед по прямой, и кажется, и дела ему нет до того, что творится вокруг.
Как только протянулась дымная полоса, катера рванулись в нее.
Знаете ли вы, что такое торпедная атака?
Все совершается в считанные минуты и в таком бешеном темпе, в таком напряжении, что человек действует автоматически, как бы не думая. Катер рвется в атаку со скоростью девяноста километров в час. Ветер гудит, волны бьют, брызги по лицу хлещут. А надо обнаружить врага, точно выйти на курс, потому что до поры до времени торпеда и катер — одно целое и от того, как ты направишь судно, зависит успех атаки.
Вот в такой-то решающий момент, когда катер Бориса Фруля шел в атаку, в судно попал снаряд. Он ударился о воду, рикошетом снизу вверх пробил днище и… не взорвался, пролетел над кормой, упал в воду.
В пылу сражения никто и не заметил этого. Никто, кроме Коли. И вот перед ним пробоина, туда уже хлещет вода. Что делать? Крикнуть? Но все заняты, и, если хоть одного оторвать, — атака сорвется На катерах лишних людей нет, и когда суда идут в бой, главное — выполнить боевую задачу. Риск, конечно, всегда был велик. Ведь по сути дела суденышки наши были абсолютно беззащитны: дюралюминиевые, без брони, они и пули-то боялись, не то что снаряда. Но одна удачная атака оправдывала все: и риск, и возможные жертвы. Один, два потопленных транспорта — и враг лишался сотен, а то и тысяч солдат, множества боевой техники. А у нас в атаке участвовали человек тридцать. Так что главное — нанести удар.
Оглянулся Коля: чем бы заткнуть брешь? Нет ничего, а вода заливает. Тогда, не раздумывая, плотно прижался к пробоине.
Море — не пруд, и даже в тихую погоду, даже на малом ходу катер сильно колотит, трясет. Телега, которая катит по булыжной мостовой, по сравнению с атакующим катером — мягкий вагон. Командир стоит в турели — это такой круг, для того чтобы не вывалиться, чтобы не смыло. Круг этот обшит кожей, а внутри вата, но все равно после каждого боя все тело у тебя в синяках.
А тут крупная зыбь, бешеная скачка по волнам. И Коля прижимается к пробоине. Если бы снаряд прошел сверху вниз, рваные края глядели бы наружу, в воду. А так мальчик изо всех сил старался удержаться на острых, рваных железных «лепестках».
Коля слышал, как плюхнулась в воду торпеда. Но юнга ждал другого! И вот наконец взрыв! Значит, попали! А потом он увидал удивленное лицо Александра Цымбалюка, который глядел на него. И все. Мальчишка потерял сознание.
Цымбалюк действительно удивился: хлопчик лежал на «полу», и вода под ним была красная. Он быстро подхватил Колю, крикнул. Подбежали товарищи, заткнули пробоину, начали снимать с мальчугана ватные брюки. Да не брюки уже, а клочья, с которых капала кровь.
Три недели пробыл Николай Лебедев в госпитале, а когда вышел, его ждала радость: за мужество, проявленное в бою, юнга Лебедев был награжден орденом Отечественной войны II степени. Два миноносца и два транспорта были уничтожены в том бою.
У всех торпедников были, конечно, ордена, но эта награда была особенно дорога каждому.
— А я что говорил? Во парень! — Цымбалюк показывал — «на большой палец».
— Весь в тебя, — смеялись матросы.
Кончилась война. Катера базировались теперь в Балтийске. К тому времени Николай Лебедев был уже старшиной группы мотористов.
— Догнал-таки меня, — говорил Цымбалюк. — И жалко ж тебя отпускать на другой катер, но иди, расти. А я скоро демобилизуюсь и — до дому, до хаты.
Там, в Балтийске, Николай окончил вечернюю школу-десятилетку. Ведь он и в трудные военные годы учился. Старшие товарищи выкраивали каждую свободную минутку для занятий с ним. Вскоре Николай поступил в Калининградское высшее военно-морское училище.
Последний раз видел я его в 1949 году. Он был уже на третьем курсе.
Я вышел в отставку, вернулся в родной город. Несколько раз пытался найти бывшего юнгу, но безрезультатно. Где он сейчас? Как живет, где служит?