И не только Наташа, все ребята как-то по-особенному относились тогда к учению, к любой общественной работе. А работать им приходилось много. Они убирали помещения, помогали двум старым, истощенным нянюшкам — Александре Васильевне Богословской и Анисье Матвеевне Ананьевой. Они заготовляли дрова. Деревянный дом на соседней улице был отдан школе на топливо. Мы разбирали его, возили бревна и доски на тачке в свой двор, пилили, кололи, а потом приносили дрова в помещение и топили печки-времянки. Канализация не работала, для уборных рыли ямы во дворе.
Это — в школе. Но наши ученики старались, чем могли, помочь фронту и городу. Юра Пунин, пропагандист и агитатор в школе, был донором в военном госпитале. Роза Гендина и Андрей Копылов работали там же санитарами, Лена Сорокина — воспитателем в детском доме.
А как активны были наши старшеклассники в школе! Все они стали бойцами МПВО — местной противовоздушной обороны, все дежурили на крыше во время вражеских налетов. Наша комсомольская организация в первый же блокадный год выросла с пяти человек до тридцати пяти. И у каждого из ребят было какое-нибудь общественное дело. Толя Бибиков был председателем учкома, Геня Черемушкин выпускал школьную газету и боевые листки, ему помогала Галя Кобелева, горячо брались за любое поручение восьмиклассница Наташа Беликова, семиклассники Гриша Баранов, Володя Поторейко. Старшеклассники помогали друг другу, были добрыми друзьями для младших.
Малыши пришли к нам с весенним солнышком. Некоторых из них мы разыскали и привели в школу сами.
Тяжелые это были встречи.
Однажды в конце марта около школы я повстречала маленькую девочку. Она шла от водоразборной колонки и волокла ведро, на дне которого плескалась вода. Поравнявшись со мной, девочка остановилась и почти крикнула:
— Я тебя знаю! Ты директор нашего Толи. — На меня глянули из-под платка не по-детски серьезные умные глаза. Хотя личико девочки было худенькое и грязно-серое, словно посыпанное пеплом, я узнала в ней Машу Иванову, ту краснощекую первоклассницу, которая осенью так хотела в школу.
— Почему вы с Толей не в школе? Ребята уже учатся, — сказала я.
— Толя умер, — грустно, в платок прошептала она. — И сестренка умерла, и бабушка умерла, и папа наш убит…
Я еле перевела дыхание, потом забрала у нее ведро:
— Пойдем, я тебе помогу донести.
Маша пошла рядом, ухватившись за полу моего пальто.
Жили они недалеко от школы, по Бабурину переулку, в третьем этаже деревянного дома. Дверь в квартиру была настежь открыта.
— Почему не закрыта дверь? — спросила я.
— Это ветер открыл. Мама сказала, что теперь она стала крепко спать и не услышит, если придут с завода и будут стучать.
— Мама на работе? — опять спросила я.
— Н-е-ет, она устала, вчера и сегодня спит…
Я вошла в холодную, полутемную комнату. Мама Маши действительно спала, спала вечным сном…
Девочку в тот же день взяла ее тетя.
А мы — учителя, комсомольцы и старшие пионеры — стали обходить все дома близ школы. Некоторых ребят вернули в классы, осиротевших устроили в детские дома, а очень ослабленных малышей на руках отнесли в больницу.
Вот какая это была трудная весна.
А школа жила.
В девять часов по звонку начинались занятия, на уроках учителя объясняли новый материал, спрашивали старый, за ответы ставили оценки.
Но как часто уроки прерывались воем сирены! Воздушная тревога — и ученики поднимались из-за парт и цепочкой шли за учителем в бомбоубежище.
Старшие ребята — бойцы группы самозащиты — спешно занимали боевые посты.
У старшеклассников урок продолжался в приспособленных для занятий отсеках бомбоубежища, а маленьким учителя что-нибудь читали или рассказывали. Все это делалось организованно и очень тихо.
Бывали дни, когда одна тревога сменялась другой, тогда приходилось сидеть в бомбоубежище долгие часы.
Дежурные по школе, учителя и ученики, считались свободными только тогда, когда все малыши были разведены по домам и школа была приготовлена к следующему дню.
Каждое утро в кабинете директора собирались завуч, завхоз, дежурные по школе. Они докладывали, как прошла ночь, готова ли школа к занятиям. Был в школе журнал дежурств. Никто не думал тогда, что эта простая самодельная книжка станет историческим документом и будет храниться в Музее истории Ленинграда. Вот несколько записей из этого журнала:
«29 августа 1941 года. В течение ночи прибывали беженцы. Размещены во 2 и 3 этажах. Дежурные: Костылева, Рабова».