Обладая умом аналитическим, он смирял порывы сердца, понимая, что всякое серьезное дело требует серьезной подготовки. Прежде всего он, незаметно для взрослых, урезал свою хлебную норму и сушил сухари. В сентябре это было еще возможно, тем более при наличии крепкой воли. Затем он уговорил единственного оставшегося в нашем доме малыша, Алешку Курочкина, поменяться: марки на бинокль.
Алешка, несмотря на свой семилетний возраст, был человек хозяйственный — хорошо знал цену трудовой копейке. Жили они с братом у тетки. Тетка была подсобницей в железнодорожных мастерских. Часто работала по две смены. Братья сами готовили обед. И никогда у них ничего не подгорало, не выкипало, а тарелки не прыгали на пол.
Алешка марки не собирал. Алешка собирал металлолом, сдавал его в утиль. На вырученные деньги купил тетради, букварь и большую коробку цветных карандашей. Осталось купить самое главное — портфель. Портфель подарили. Но все это оказалось ненужным — пришла война.
Конечно, марки были красивые. На них расправляли паруса испанские фрегаты, плясали у костра индейцы, шли к водопою тигры, загадочно улыбались сфинксы. Но в военное время…
Алешка склонялся к отказу. И тут Мишка-то́пай под величайшим секретом открыл свою тайну. Обмен совершился. У бинокля, правда, не хватало одной линзы. Но его можно было использовать как подзорную трубу. Нарядную золотистую поверхность бинокля Мишка перекрасил в черный цвет.
Первый его поход завершился в Колпине. Расстояние, может быть, и не ахти какое, но пришлось-то идти не по дорогам. На них бы его сразу заметили и вернули в тыл.
Отодвинули осуществление Мишкиных планов не наши патрули, а «мессершмитт». Он погнался за Мишкой, заставил его свалиться в канаву. Пулеметная очередь расковыряла землю у самого носа. Когда фашист улетел, Мишка долго не мог встать. Не только от страха. Прыгая в канаву, он разбил колено.
Женщины, копавшие неподалеку противотанковый ров, перевязали ногу, накормили обедом.
Свои сухари Мишка не ел. Не из жадности. Просто знал, еще пригодятся.
Второй раз Мишка отправился в поход, когда линия фронта подошла к самому городу. И на этот раз он удачно обошел посты. Попал, как и хотелось, в землянку к командиру части. Старательно подготовленную речь Мишке произнести не удалось. Разгневанный командир обещал под конвоем отправить к родителям. Мишка испугался позора, дал честное пионерское дойти до дому сам.
В ноябре ему пришлось развязать свой мешок. Объяснять маме, откуда появились сухари, не стал. Сказал только:
— Можешь быть спокойна. Эти сухари самые честные.
В третий раз Мишка пошел на фронт зимой. К этому времени его организм находился на той кризисной точке, когда голод уже не мучил. Ноги распухли и с трудом влезали в старые отцовские валенки.
В кармане у Мишки лежал документ, предъявив который он не мог получить отказа.
У дома встретил братьев Курочкиных. Они тоже собрались в поход. Только маршрут у них был иной. Костя и Алеша шли за дровами.
Мишка сказал им:
— Все. Ухожу на фронт окончательно.
Младший Курочкин молчал. Разговаривали старшие.
— Без привалов не дойти. А сядешь… Сам понимаешь. Надо до весны потерпеть.
— Не могу.
— Можешь. До весны точно можешь.
Мишка не спорил. Он показал Косте письмо. Нет, не обычный солдатский треугольник, — конверт, а на нем буквы, отпечатанные на машинке. Письмо адресовалось Мишкиной маме и начиналось такими частыми в те годы непоправимо безысходными словами: «…до конца выполняя свой долг перед Родиной…»
— А мамка не знает?
— Ясное дело. — Мишка вздохнул, и не прощаясь, пошел в сторону Международного проспекта.
Житейски мудрый Костя оказался прав. До передовой Мишка не добрался. Не хватило сил.
До того января, когда необстрелянный солдат Михаил Топа́й пойдет в свою первую атаку, оставалось два года. Атака эта была малой частицей главного удара по врагу со стороны Пулкова, а главный удар — частью огромного победного наступления.
27 января 1944 года триста двадцать четыре орудия салютовали победителям, полностью освободившим Ленинград от вражеской блокады и артиллерийских обстрелов.
Победителям… Значит, и нашему Мишке.
Теперь, вспоминая блокаду, мы говорим о тринадцатилетних и пятнадцатилетних мальчишках, вставших к станку, как о героях.
И это правда. Но правда и другое. Ленинградские мальчишки подвигом это не считали.
Попасть на фронт было высшим идеалом всех ребят, в том числе и юных токарей.
Костя Курочкин исключения не составлял. Вместе с Мишкой они готовились к первому походу на фронт. Но в самый последний момент Мишка отказал ему из соображений конспирации.