— Живо бегите вниз…
В один миг все были на лестнице. Но только спустились на один пролет, послышался грохот, зазвенели стекла, полетела штукатурка, вдребезги разбилось на лестничной площадке большое стенное зеркало. А там, откуда Галя только что вывела малышей, зияла дыра… Первоклашки за Галиной спиной сбились в кучу, а она, широко раскинув руки, будто всех их могла заслонить собой от осколков, замерла на мгновение. Потом, в короткий промежуток между двумя разрывами, вместе с подоспевшим директором школы свела их бегом в убежище и, обессиленная, прислонилась к стене…
420 снарядов выпустили фашисты в тот день по одному только Невскому району. Не по военным объектам района. Нет! Они целились в трамвайные остановки, в жилые дома, в детские сады, госпитали, школы… И когда наутро после обстрела ребята снова собрались в своей школе, выяснилось — заниматься в ней больше нельзя. Стены здания насквозь пробиты снарядами. Оконные рамы вырваны. В классах свободно гуляет ветер…
Девочки приуныли: опять не учиться зиму. Но ребятам отдали здание госпиталя на Куракиной даче. Госпиталь, который в нем размещался, перевели поближе к центру.
Сразу начать занятия в новом здании не удалось, конечно. Помещение надо было привести в порядок. Трудились тогда все — и большие, и маленькие. Чтобы школа выглядела не просто чистой — торжественной, они умудрились не только вымыть — натереть полы. Натирали не так, как сейчас, не электрическими полотерами, — кусками старых валенок, а то и просто валенками, надетыми на ноги. Учителя сердились:
— Подошвы протрете, в чем в школу бегать будете?
И тут же, не жалея собственных валенок, сами становились полотерами.
Потом, когда все было вычищено, вымыто, убрано, — девочки приуныли снова. Вымыли, убрали, ну а шкафы, парты, доски… Как они попадут на Куракину дачу? На машины рассчитывать нечего. Машина — это горючее, а с горючим в городе тоже был голод. Но, несмотря на голодный паек, воинская часть перевезла все-таки школьные шкафы на машине. Оставалось решить, как быть с остальным школьным имуществом… Справились и с остальным. Выручили, как всегда, комсомольцы. Это Галя предложила: «Зима на дворе, декабрь, везде снег, а раз снег, почему не устроить санный обоз?..» Обоз оказался, правда, не санным. Вместо санок покатили девочки от завода «Большевик» к Куракиной даче школьные парты, а на парты комсомольцы погрузили классные доски, географические карты, пачки книг, глобусы, чучела зверей, птиц…
Был конец марта сорок третьего, а может, начало апреля. Позвонили в школу из райкома комсомола, попросили срочно доставить дрова на правый берег Невы, Егоровым. Сама Егорова, сказали по телефону, болеет. Дети махонькие. Муж воюет…
Сани в школе раздобыли большие, вместительные. Дров уложили, чтобы хватило подольше. Перевязали их крепко. Впряглись втроем — Галя Беленкова, Надя Афанасьева и старшая вожатая Мария Викентьевна. До середины Невы все было благополучно, а ближе к правому берегу раздался вдруг треск. Остановились. Посмотрели внимательно. Лед вокруг совсем тонкий. Самим ступить на него — и то страшно, а тут сани тяжеленные. Но дрова не бросишь. Дрова надо доставить по адресу. Медленно, чуть не ползком, дотянули они свой груз. Вылезли на твердую землю. Проверили почему-то и ее ногой. Перевели дух, переглянулись понимающе: экая глупость, выжить в страшный мороз и голод первой блокадной зимы, не быть задетыми осколками бомб и снарядов — и чуть не утонуть в ледяной невской воде…
Дрова возили не только Егоровым. Сохранилось в памяти Гали имя Феодосии Александровны Кононовой. Всех потеряла она в войну — и сыновей, и мужа. Осталась вдвоем с маленькой внучкой. Сколько раз забегала к ней Галя с пионерами. Заготовили пионеры ей дрова на зиму. Сами достали ордер, сами получили дрова на складе. Привезли их, распилили, сложили. Без дров зиму как проживешь?.. Еще к одной старушке ходили. Как ее звали, Галя не запомнила. Зато навсегда запомнила, что шестеро ее сыновей сражались за Родину. К девочке, раненной осколками, ходили, к больной нянечке, к ослабевшему от голода учителю математики…
…Теперь уже трудно сказать, почему так получилось. Только долго не появлялось в 347-й школе слово «тимуровец». Потом появилось. Галя помнит, как оно появилось.
В школу привезли титан. Но без фундамента его не поставишь, а под фундамент нужны кирпичи. В Ленинграде их, конечно, сколько угодно. Кирпичи — это каждый разбомбленный дом. Только поди раздобудь их зимой из-под снега и льда. В школе горько шутили: «Раздобыть кирпичи для титана — титанический труд». Как вдруг однажды утром на школьной кухне их обнаружили целую груду, а сверху на кирпичах лежала записка: «От тимуровцев». Потом нашли подклеенными старые географические карты и тоже записку. И на отремонтированном глобусе — записку…