— Куда?
— Туда, — он показал вдоль ручья. — Там, к западу, за Лесом, живет один… сам себе Хозяин. Он мощный очень. Захочет — поможет, и если кто живой из наших или ваших остался — найдет. Хозяева должны друг другу помогать, такой у нас закон.
— Как найдет? — недоверчиво спросила Яна.
— Он знает как.
— А если не захочет помочь?
— А хуже не будет, — успокоил ее Вит. — Ночь, псы… демоны… Это холм наш был спокойный, там Слова полной силы не имели, а тут Лес. Мы уже далеко в него зашли. Нелюдское место, поняла?
Почему-то теперь, объясняя этой бестолковой девице, что к чему, он сам почти перестал бояться. И в самом деле — если бы он сдуру в Лес сунулся, как некоторые, тогда бы да, тогда верная гибель. А он-то ведь понимает…
— А далеко он живет? Ну, этот… сам себе Хозяин?
— День, ночь и еще день. Может, меньше.
— Ночь?!
— Не трусь. Ночь переночуем в надежном месте. Там, ниже по ручью, вход есть.
— Куда вход?
— Куда надо, — важно сказал он. — Идешь со мной?
— Иду, если зовешь.
— Тогда пошли.
Он обошел ее и двинулся дальше по еле заметной тропинке. Услышал, что она идет за ним, и улыбнулся.
Солнышко пригревало все жарче. Синички смолкли, тихо стало в лесу, только кузнечики пели в траве да какая-то птичка посвистывала, будто звала Вита по имени. Лес был смешанный, перепутанный: под березами лежала хвоя и куски оранжевой сосновой коры, в колючих ветвях одиноких елей висели сухие березовые прутики. Радостно цвели в тонкой лесной траве иван-да-марьи, летние цветы.
От ручья прилетали стрекозы, пахло таволгой. Сладкий запах усиливал жару. Спина у Вита под безрукавкой стала совсем мокрой. Яниных шагов позади он почти не слышал, несколько раз оглядывался — девчонка не отставала, каждый раз улыбалась ему. Молча улыбалась, говорить не смела.
— Устала? — наконец спросил он с надеждой.
— Нет, ничего, — шепотом ответила она.
Как это так ничего, про себя возмутился он, я уже еле ноги тащу, а ей ничего… Но пригляделся и заметил, что лоб у нее вспотел, платок с шеи она стащила и несет в руке.
— Устала, — сказал Вит. — Ты не бойся, времени у нас много. До заката дойдем. Давай посидим в тенечке, передохнем. Вон там.
Потом тяжелее будет. На голодный желудок отдыхать — затея дурацкая, лучше бы идти, пока идется… однако ноги уже двигались с трудом, и в голове мутилось, а это было плохо.
Яна не стала спорить, сразу уселась на поваленную сосну. Перед сосной было кострище — маленькое, плоское черное пятно, вбитое в землю дождями; трава начала прорастать сквозь черноту. Но значит, и тут еще люди ходят?
Вит произнес запирающий ключ, обвел чертой кострище, сосну и их обоих — не в воздухе, а сучком по земле, засыпанной хвоей, чтобы видно было.
— Теперь можешь говорить.
Присел рядом, искоса посмотрел на Яну. Губы у нее бледные, чуть розовые, как давешняя малина. Волосы в тени вроде бы русые, а на свету вспыхивают рыжим. Веснушки, если и были, утонули в загаре. Но брови и длинные ресницы — не черные, а того же цвета, что волосы. Стало быть, все-таки рыжая.
— У меня хлеб есть.
— Хлеб?!
— Немного, два куска. И еще вот.
Она развернула платок: на нем лежали четыре крупных подберезовика.
— Ну ты сильна, — Вит и обрадовался, и немного обиделся. Он-то шел первым, и тоже, между прочим, думал о грибах — если с вечера не есть, поневоле задумаешься, — но ни одного не увидел, а она шла второй, и в сторону не отходила, и не отставала… Правду сказать, такая история с ним повторялась каждый раз, как шли по грибы. — Ты сама не Хозяйка, часом?
— Не, ты что! — она так замотала головой, что он засмеялся. — Женщины не бывают Хозяевами!
— Бывают, только редко, — ответил он. — Айген, ну, мой учитель, рассказывал про одну.
«Рассказывал» — это было преувеличение. На самом деле про ту женщину-Хозяйку Айген сказал ровно два слова: «Жуткая баба». Хотя вообще поговорить любил — хлебом не корми. Про того же Ника, самого себе Хозяина, что живет в доме с башнями у озера, мог рассказывать часами. Он тысячу историй знал. И правдашних, и придуманных. Вит будто наяву услышал голос Айгена… в темном доме, при одной лучинке, он глядел на камень в кольце и читал его отблески, алые брызги в темноте, они складывались в слова, а те — в песню… Не будет больше этого никогда. Проклятый Леха. Проклятый дурень с топором. Ну хватит, перестань…
— А ты можешь огонь добыть? — спросила Яна. Вит мотнул головой. Хватит, на самом деле. Огонь?..