Дождался ее кивка и принялся плести Слова. Знал он их хорошо, нарочно разучивал с Айгеном, но сам применял в первый раз. Закончил и принялся за другие — тем, чтобы подействовать, нужно было время.
В кустах зашуршало, шорох становился все громче. Вит, не прекращая говорить, ободряюще поглядывал на Яну. Но она все равно подпрыгнула и зажала рот руками, когда шорох сменился хрустом, и ветка ивняка подломилась, выпуская медведя. Огромный зверь встал на дыбки, в передних лапах у него был поднос.
Мишка подошел ближе, прямо как переодетый человек — так мягко косолапил, что и кубки не покачнулись. Приглядевшись, Вит даже сам поразился: совсем настоящий, и шерсть бурая, густая, и нос мокрый, с дырками, слышно, как сопит, и когти на лапах… Медведь опустил поднос перед замершей девочкой и на четвереньках удалился. Та только проводила ошеломленным взглядом бурый зад со смешным коротким хвостом.
— Та-ак, что тут у нас? — как ни в чем не бывало спросил Вит. Наклонился, упираясь локтями в колени. Тут были две большие тарелки с золотистыми печеными рыбинами в ломтиках картошки, хрустальная миска с каким-то месивом, две толстых румяных пышки, с кулак каждая, хрустальная же бутыль и два пустых кубка. — Ладно, для начала сойдет. А теперь оглянись, посмотри, где мы спать будем.
Пока он разглядывал поднос, за спиной у Яны соткалась кровать под белым вышитым шатром. Обычная такая кровать, ножки резные, столбики золоченые, шестерых уложить можно. Хоть вдоль, хоть поперек.
Да, таких фокусов Хозяева по деревням не показывают. И хорошо, что не показывают.
— Вот видишь? Места надо знать, тогда и в Хозяйском Лесу не пропадешь.
— А это все… настоящее? — шепотом спросила Яна. Вит усмехнулся.
— Еду есть можно, если ты об этом.
— А медведь?
— Медведь нас не обидит. Считай, его уже нет. Понадобится — снова вызову.
— Не надо.
— Хорошо, как скажешь. Чего еще хочешь? Скатерть нужна?.. Я тоже думаю, что нужна.
Скатерть была его гордостью. Не очень большая, алая, с черно-золотыми птицами и цветами, с длинными бисерными кистями, которые красиво поблескивали в траве. И ровная, где бы ни лежала. Яна подвинулась к самому краю шкуры, но он, улыбнувшись ей — сиди, мол, спокойно, — сдернул с кровати одну из многочисленных подушек, зеленую в желтые цветы, и уселся на нее.
— Давай так: сначала по вину, потом по рыбке, а разговоры потом.
Он выдернул из бутыли граненую пробку. Горлышко с тихим звоном ударилось о край кубка.
Вино было золотое, не пенное, но с мелкими пузырьками. Не сладкое, но и не кислое, вроде бы не пьяное, но веселое. Айген, счастливого ему пути, всегда такое вызывал, когда они вместе ходили по Лесам. Во всем огромном рыбьем боку попалось две-три косточки, поджаристая шкурка была соленой, мякоть — белой. Что намешано в миске, так, с ходу, и не поймешь: огурцы или другие какие-то овощи, зеленые, желтые и алые, пряные травки и розовые душистые кусочки вроде мяса, хрустящие на зубах. Вит забыл обо всем, выпал из мира. А когда поднял глаза на Яну, она улыбнулась. Наконец-то. И ее тарелка тоже была пуста.
— Ну что? Все хорошо?
— Да. Спасибо тебе.
Ни радости, ни благодарности в тихом голосе не было слышно.
— Я же говорил, прорвемся, а ты не верила.
Айген всегда повторял, что нерешительность губит Хозяина. А потом добавлял: и не только Хозяина. Известно же: угостил девчонку, накормил-напоил — можешь поцеловать. Но когда она сидит такая тихая, будто вот-вот заплачет… она об отце горюет, а я с поцелуями полезу? И сам, между прочим, только что похоронил Айгена, дядьку с теткой… Дрон, кузнецов младший, сказал бы с ухмылкой, что до ста лет все равно никому не дожить и что девки нарочно прикидываются грустными, чтобы их утешали. И еще уточнил бы, как именно следует утешать… Эх, и где сейчас сам-то Дрон? Нет, не буду я ничего такого делать. И вообще, нам еще завтра идти.
…А потом что? Допустим, дойдем мы до этого Ника, о котором сам Айген говорил, что он хоть и великий Хозяин, сильнее всех здешних, но со свистом в голове. Допустим, не прогонит он нас обратно в Лес. А дальше-то что?! А вдруг ему Яна самому понравится? Скажет: оставайся при мне, красотка, а ты, малый, катись куда покатит… Ладно, с ожесточением сказал он себе. Зато жива будет.
— Ты что? Случилось что-то?
Виту и тетя говорила, что у него все мысли на лице нарисованы.
— Огонь надо развести, — озабоченно сказал он. — Сиди-сиди, отдыхай еще, а я займусь. Давай еще попить сделаю… без медведя, не бойся!