— Какой вы, право, несговорчивый, — досадливо промолвил врач. — Науке надо помогать, а вы… Ну, что теперь поделаешь? Придется снять одежду — это больно, будем по-старинному — экспресс-диагноз, а потом уже — оздоровительные процедуры, как и всем. Но вы-то ведь у нас — особенный! Мы так надеялись… Снимайте эту рвань!
— Не рвань, а выходной костюм, — обиженно заметил Фини-Глаз. — Полжизни на него копил…
— Всего? Полжизни? — с нескрываемым сарказмом удивился врач. — А ведь такой герой…
— Да не чета вам всем, — тихонько огрызнулся Фини-Глаз. — Чай, не в музее жил.
Но тут в лечебные хоромы забежала на текущий медосмотр какая-то хорошенькая баба.
То есть была это обычная землянка, игравшая, как многие, как миллионы ей подобных, старинную и социально очень значимую рольстоличной проститутки или, между делом, занятая в ряженой массовке из времен не то Распутина, не то Емельки Пугачева, где по сценарию играла бабу из народа, темную и на конюшнях разных дратую нещадно.
И теперь вот ей приспичило…
Не церемонясь — видно, время поджимало! — она тотчас начала показывать врачам, где у нее что…
— Ну, дружок, — скомандовал целитель Фини-Глазу, — раздеваю, стисни зубы!..
— Не желаю.
— Что? — не понял доктор. — Зубы стиснуть? Так ведь больно будет! Ас наркозом у нас туго… Пациент обычно все с собой приносит…
— Да плевал я на наркоз! Стесняюсь…
— Здрасьте! — удивился лекарь. — Почему?
— Тут дама, — еле слышно молвил Фини-Глаз, зачарованно уставясь на ядреный бабий голый торс. — Живая… Как же я ей пуксель покажу?!.
Конечно, после приключившейся дурацкой катастрофы сам он был отнюдь не Аполлон и мог, пожалуй, напугать любого встречного.
А этого до смерти не хотелось…
— Вот обормот! — в сердцах ответил врач. — Ты что, совсем не понимаешь?!. Ей только на тебя сейчас смотреть… Своих забот хватает!
Ассистенты сокрушенно покивали.
— А чего же ей — не интересно?! — возмутился Фини-Глаз, отчаянно моргая. — Ты не обижай! Такого не бывает, чтоб совсем не интересно… Даже разные зверюшки… Старенькая, что ли? Не похоже! Я — и то вон…
— Да уймись ты, наконец! — задергался смятенно врач. — Ты же какой-то сущий монстр, чудовище!
— Неправда, — возразил величественно Фини-Глаз. — В данный момент я всего лишь — гигант полового бессилия. Но — все равно! — гигант.
— Оно и заметно, — покивал тоскливо врач. — Изведешь нас всех… Как ты еще с людьми живешь?!. А ну-ка — раздевайся!
— Ладно, вам же хуже, — согласился Фини-Глаз, не в силах даже пальцем шевельнуть. — Ей, говорите, все равно? Ну, ладно. Такя дела не оставлю… Я не только пуксель, я теперь и жмульку покажу. Эй, баба! Раздевают!
Баба между тем оделась — и ушла. Ее массовка, видно, продолжалась…
— Изверги, садисты, — застонал тихонько Фини-Глаз. — Разбередили молодца! Бандиты…
— Ишь, а сам-то?! — обозлился врач. — Ну что, угомонился? Начинайте процедуры.
Он кивнул помощникам, стоявшим рядом с инструментами, и боязливо отвернулся.
— Б-вай! — заорал истошно Фини-Глаз.
— Я же говорю: наркоз и всякие лекарства пациент с собой несет. Подарки — тоже хорошо, — заметил врач. — В леченье — самое оно! А у тебя нет ничего. Не подготовился, сам виноват.
— Откуда же я знал?..
— Все нужно предусматривать заранее. Сам должен понимать. Такая жизнь…
— Б-ва-ва-ва-вай! — вновь грянул Фини-Глаз.
— Да помолчи ты хоть минутку! — с раздражением прикрикнул врач. — Леченье, брат, не сахар, каждый знает… Ты у нас — тяжелый пациент. Терпи!
И Фини-Глаз терпел…
Вот так когда-то и в застенках разных истязали, думал он, томясь. Так, значит, и теперь… Прогресс!
Он пятьдесят четыре раза умирал, но его быстро возвращали к жизни.
Земля в этом труднейшем деле никак не могла ударить в грязь лицом: ведь все-таки — Праматерь Цивилизаций. И медицины — тоже…
А когда опасность наконец-то совершенно миновала и здоровье Фини-Глаза двинулось на явную, бесповоротную поправку — состоялся суд.
Слабость, безусловно, оставалась, но ее в расчет уже никто не брал.
Так даже лучше, полагали некие серьезные умы. Не будет оснований отвлекаться.
Все происходившее вокруг Фини-Глаз видел, словно сквозь густую пелену сиренево-зеленого тумана.
Был огромный, ярко освещенный зал, до отказа набитый и разодетыми, по случаю, землянами, и любознательными разношерстными экскурсантами, которые уже сейчас, похоже, несмотря на броские правдивые рекламы и жестокие афиши, радостно воображали, будто и здесь перед ними развертывают некое заранее отрепетированное действо, а какой-то ливреистый мужчина, бравый, статный, в парике со взбитой буклей, видимо, теряя всякое терпенье и надежду, уныло повторял одно и то же: