Есть только одна проблема: Дон Москито от природы очень стеснителен, и выступать перед незнакомыми людьми для него сродни пытке, поэтому, чтобы набраться уверенности, ему необходимо прилично набраться, уж простите за каламбур. Так что наша задача – не только составить компанию нашему поэту в распитии спиртных напитков (что, в общем-то, несложно), но ещё и следить за тем, чтобы он к моменту выхода на сцену был во вменяемом состоянии. А вот с этим дело обстоит несколько тяжелее, поскольку Дон Москито после определённой дозы выпитого может стремительно отключиться. Однажды мы упустили этот момент и последствия были плачевны – наш поэт просто не смог подняться из-за стола, чтобы дойти до сцены. Это произошло месяц назад в «Балаганчике», куда нам теперь стыдно показываться. Но сегодня всё идёт хорошо, по крайней мере, пока; мы выпили по две кружки пива каждый и заказали ещё. Дон Москито умеренно навеселе, и по выражению его лица можно понять, что требуемое состояние им ещё не достигнуто, но приближение оного уже не за горами.
На сцене сейчас его коллега по цеху, который громко и отчётливо, словно выплёвывая, швыряет в зал строку за строкой. На коллеге надет длинный красный пиджак с фантастических размеров золотыми пуговицами и штаны от спортивного костюма «Adidas». Под пиджаком, видимо, ничего нет, поскольку из глубокого выреза торчат кудрявые рыжие волосы поэта, а в просвете между пуговицами угадывается пупок. Поэт стоит в позе самого известного обладателя жёлтой кофты – широко расставив не слишком длинные ноги и чуть наклонив вперёд квадратную голову; правая его рука душит микрофон, а левая – совершает загадочные ритмические пассы, будто бы её хозяин безуспешно пытается стряхнуть с рукава грязь.
Насколько мне удаётся понять по первым строфам, поэтическое произведение, которое поэт несёт со сцены, представляет собой зарифмованное описание неудачной коммерческой сделки, а его основная мысль умещается в одной фразе, которую поэт, будто песенный припев, повторяет после каждой строфы:
Мне известна эта колоритная личность на сцене, я даже коротко с ней, точнее, с ним, знаком. Это некто Пётр Тарасов, довольно известный в узких кругах рекламщик, и по совместительству поэт-самоучка. Он знаменит тем, что по несколько раз в год публично меняет псевдоним заодно со стилем, в котором творит. Давным-давно, когда мы только с ним познакомились, он был футуристом и представлялся: «Питирим Тарантасов, поэт будущего», потом его качнуло в символизм и он стал Петром Дебелым, затем на короткое время примкнул к новым имажинистам под личиной Тарзана Нарзанова, и вот теперь, если верить объявившему его конферансье, он: «Просто Петька, поэт – универсал».
– Хорошо хоть имя осталось, – легонько толкает меня в бок Дон Москито, – интересно, куда его дальше шарахнет?
– Думаю, этого никто не знает, даже он сам, – сквозь на мгновенье закрывший его лицо табачный дым, отвечает Че, – но в каком стиле он сейчас творит? И что это вообще такое, поэт-универсал?
– Возможно, это означает его способность одинаково хорошо зарифмовывать муки истосковавшегося по женскому телу молодого самца и, например, детали финансовых операций, – предполагаю я.
Че смотрит на меня с подозрением, Дон Москито сосредоточенно трёт виски, а Панк Петров расплывается в непонятной по характеру улыбке.
– Ты считаешь, что это хорошо? – спрашивает Дон Москито, мотнув кудрявой головой в сторону сцены.
Я понимаю, что сморозил глупость, похвалив в его присутствии другого стихоложца.
– Ну, я же не сказал, что он пишет хорошие стихи, – оправдываюсь я, – я сказал, что он хорошо рифмует…