– Ничего страшного, – отвечает он, – просто Колю нужно везти домой.
– Благородно, – говорит Татьяна.
– Да, очень, – поддакивает Анна, – нажравшихся друзей надо выручать.
Мы пожимаем плечами, мол, ничего не поделаешь.
– Тогда, до свидания, Лерик, – с грустью в голосе говорит Татьяна и протягивает мне ладонь.
Во второй раз за вечер прикасаюсь к её руке и вдруг чувствую, как мне в ладонь ложится что-то плоское и квадратное. Смотрю на Татьяну и вижу в её глазах знакомый лукавый блеск.
– До свидания, мадемуазель, – картинно раскланиваюсь я и сую то, что получил, в карман.
«Хач-мобиль» подъезжает к тому месту, где мы стоим, кажется, даже раньше, чем Че поднимает руку.
– Новогвинеево[5], двести, – заявляет он голове лица кавказской национальности, высунувшейся из опущенного окна.
– Куда в Новогвинэево? – уточняет голова.
– Улица Молостовых.
– Двэсти пэтдэсят.
Че утвердительно машет рукой, и с сарайным скрипом открывает пассажирскую дверь «Хач-мобиля». Мы втроём садимся сзади. Первым залазит Панк Петров, затем мы общими усилиями заносим внутрь Дона Москито, а уже после залезаю я.
В машине жарко. Пахнет табачным дымом и освежителем воздуха. Дон Москито почти сразу роняет голову мне на плечо и, кажется, засыпает.
– Пеэрэбрал да? – спрашивает повернувшаяся к нам голова лица.
– Есть немного, – отвечаю я, с трудом поборов желание скопировать акцент.
– Блэвать нэ будэт?
– Не должен, – заверяет Панк Петров, предварительно осмотрев Дона Москито, – но мы проследим.
Удовлетворённая ответом, голова отворачивается.
Сделав разворот на пятачке, «Хач-мобиль» выруливает на улицу Герцена, которая теперь Большая Никитская, затем на Моховую, где сразу же уходит в левый ряд.
За окном начинает мелькать замёрзшая и грязная Москва.
– Курить можно? – опережает меня вопросом Панк Петров.
– Курыте, пацаны, – отвечает голова.
Закуриваем. В машине становится совершенно нечем дышать, и Панк Петров опускает стекло со своей стороны, а я со своей. Холодный ветер хлещет меня по щёкам, немного отрезвляя.
Терпение лопается, когда мы выезжаем на шоссе Энтузиастов. Запускаю руку в карман и достаю оттуда то, что мне всучила Татьяна – сложенный вчетверо листок. Аккуратно, чтобы никто не видел, разворачиваю: семизначный номер и подпись «Т. А.»
Смотрю в окно на ночную Москву, которая, оказывается, так прекрасна.
3
Утро понедельника. Весь наличный состав фирмы «Регейн» стоит перед большим зеркалом, в которое обычно смотрятся клиенты. На каждом из нас надеты оправы из недавно полученной детской коллекции нашего любимого испанского поставщика. Маленькие и разноцветные, они выглядят на наших широких лицах до того комично, что выдержать такое зрелище, не рассмеявшись, под силу не каждому.
Это развлечение, которое по аналогии с известной японской игрой называется «Каменное лицо», придумал сам Востоков, когда мы однажды всей фирмой примеряли свежеполученные оправы. Правила просты: можно вытворять всё, что угодно, чтобы рассмешить соперника, единственное условие – делать это молча. Проигравшим считается тот, кто первый «расколется»: засмеётся или просто не сможет сдержать улыбки. В качестве наказания несчастный покупает всей фирме обед.
Идёт вторая или третья минута поединка, но победитель не только не выявлен, нет даже ярко выраженного лидера. Все, включая вашего покорного слугу, держат невероятный серьёз. И тогда Востоков пускает в ход до сего момента никем не применённое оружие: для отвлечения нашего внимания он закладывает на лице страдальческую мину, а в это время сам тихонько расстёгивает штаны. Щелкает застёжка ремня, и его брюки стремительно падают на пол, обнажая тощие кривоватые ноги, местами покрытые пегой растительностью. От неожиданности мы втроём – Климов, Розов и я – синхронно «раскалываемся». Нас складывает пополам и начинает трясти. В этот момент дверь в шоу-рум приоткрывается и внутрь просовывается удивлённая Зоина физиономия. На ней сменяется несколько совершенно разных выражений, пока Зоя, кажется, совершенно искренне ни произносит следующее:
– Господи, Игорь, какой ты худой!
Всю эту сцену я наблюдаю уже с пола, поскольку находиться в вертикальном положении невозможно. Хохот, который уложил меня на пол, теперь заставляет биться в конвульсиях. Примерно то же творится с коммерческим и техническим директорами, которые корчатся по обе стороны от меня. Один Востоков на коне. Как ни в чём не бывало, он продолжает беседовать с Зоей.