Мистер Норрингтон оставил половину своей порции и, поднявшись с места, направился в сторону одиноко стоящего Хорива.
— Я предпочту смерть, — произнес, не оборачиваясь, молодой утларг.
Джонатан постоял рядом с ним еще несколько секунд, но настаивать не решился. Он понимал, что недавним решением, скорее всего, навсегда оттолкнул от себя своего ученика. Убийца знал, что был прав, но Хорива за его выбор стал уважать еще больше. Этот юноша еще не был проклят жизнью и ценил свободу своего выбора.
Если бы путники знали причину бреда, охватившего их ставшего ужином товарища, они бы никогда не притронулись к его телу. Однако никто из них и подумать не мог, что причина в яде маленькой змейки, а не в тех испытаниях, что выпали на долю бедолаги. Ночью тем из странников, кому досталась отравленная порция, снились жуткие ночные кошмары.
Мистеру Мерфи повезло меньше всех. Именно ему досталась та часть ноги, что была ближе всего к центру укуса. Мясо было немного пережаренным, и увидеть место ранения не представлялось возможным. К тому же зубы дулянта впервые коснулись плоти человека и не могли понять, что со вкусом что-то не так.
Эйден проснулся весь в поту. Хаотично вращая головой, он пытался понять, что происходит. Он стоял на ногах, а на него был направлен меч консула. Аурлиец не знал, что начал кричать еще во сне, и выхватил меч. Испугавшись, что он тоже сошел с ума, Клетис решил не рисковать. Если бы не остановившая своего господина Кара, аурлиец сейчас уже был бы мертв.
— Он нужен нам, консул! Никто лучше него не знает, как выжить в пустыне! — раздавшийся крик принадлежал то ли Итану, то ли капитану Хольту.
— Надо убить его, он опасен! — голос консула долетал до него сквозь туман.
— Нет. Я разберусь. Я обязана ему, — этот голос и произнесенные им слова были более приятны.
Эйден почувствовал легкое прикосновение к своей руке. Изящные пальцы заставили его разжать руку и отдать меч. Кара подошла ближе, смотря ему в глаза. Сейчас она казалась ненастоящей, похожей на мираж. Воительница ловко отцепила пояс с кинжалом и отбросила его в сторону. На секунду она задержалась, изучая лицо аурлийца.
Это стало ошибкой. Вместо красивого женского лица сознание мистера Мерфи преобразовало его в череп живого мертвеца. Испугавшись, он вцепился ей в горло. Кара ухватилась за его руки, но хватка была железной. Она пыталась что-то сказать, но ей этого не удалось. Воительница уже успела посинеть, когда ей на помощь пришел консул. Рукоять меча ударилась о затылок мистер Мерфи, заставляя его обмякнуть и повалиться на камень. Кара зашлась в тяжелом кашле.
Эйден проснулся лишь днем. Открыв глаза, он увидел перед собой идеально чистое небо без единого облака. По скрежету досок о песок дуэлянт понял, что лежит в ладье. Аурлиец попытался подняться, но быстро понял, что его руки и ноги связаны. Потребовалось некоторое время, чтобы заботливое сознание разблокировало воспоминания о событиях вчерашней ночи.
Мистер Мерфи приподнял голову, чтобы осмотреться, и тут же испытал приступ сильной боли. На другом конце ладьи лежала Кара. Сковывающий ее крылья каркас все еще не позволял ей выносить дневные переходы. Глаза девушки были обращены к небу, а на шее виднелись следы от его пальцев. Она долго не моргала, и аурлиец испугался, что вчера ночью все же убил ее.
Почувствовав на себе взгляд, Кара встрепенулась и посмотрела на Эйдена. На ее лице отразился испуг. Мистер Мерфи виновато поднял скованные руки, давая понять, что его сознание уже очистилось и он сожалеет о случившемся. Он хотел приподняться, но ее холодные зеленые глаза заставили его остаться на месте.
— Очнулся! — крикнула гестала, и Эйден почувствовал, как ладья тут же прекратила свое движение.
Аурлицы столпились вокруг бортов единственного транспорта. Итан предложил дуэлянту отдохнуть до конца дня, но мистер Мерфи не хотел весь день ловить на себе испуганный взгляд Кары. Превозмогая боль, он покинул ладью и занял свое место в цепочке пустынных странников.
Кэр не стал с ним спорить и, повязав вокруг груди окровавленные канаты, стал первым, кто вновь потянул транспорт в сторону юга. Стараясь отвлечься от боли и усталости, он размышлял о природе человека. Проснувшись утром, о событиях ночи никто не говорил. Все делали вид, словно вчера не произошло ничего из ряда вон выходящего. Несмотря на это, аурлиец знал, что каждый идущий рядом с ним, как и он, думает только об этом. Возможно, все они надеются, что это был лишь мрачный сон, и боятся заговорить, чтобы не получить этому событию однозначного подтверждения.
Итан знал, что это был не сон. Сон наступил потом и был едва ли менее страшен. Аурлиец вновь стоял посреди поля подсолнухов. Накрывшие небо тучи низверглись на землю кровавым дождем. Кэр услышал детский крик со стороны своего поместья. Расталкивая руками стебли, обливаясь кровью, он выбежал на дорогу. Сильный порыв ветра заставил с жутким скрипом раскрыться хлипкую калитку, едва не сорвав ее с петель.
Крик раздался вновь, и Итан больше не мог ждать. Он едва не упал, поскользнувшись в образовавшейся лужи крови. У крыльца он увидел два силуэта. Тот из них, что был побольше, лежал на земле. Открытые безжизненные глаза смотрели на него с укором. Держащий на своих коленях голову мальчик аккуратно уложил ее на землю и поднялся на ноги. По его лицу стекали капли кровавого дождя, одежда промокла насквозь. Выросший на несколько лет сын не произнес ни слова, но Кэр ясно понял смысл послания: в случившемся виноват он.
Испытав невероятный ужас, Итан проснулся и долгое время не мог прийти в себя. Всю первую половину дня он раздумывал над источником навеянного миража. Был ли это вызванный ядом бред, или висящий на груди медальон посылал недвусмысленные сигналы? Переставляя ноги под жаром раскаленного солнца, больше всего на свете Кэр сейчас мечтал оказаться в тени прохладных гор Шовбура.
Через день закончились последние капли воды. Замыкающий колонну Хорив остановился. Беспощадное солнце помутнило рассудок его ослабшего тела. Утларг начал скидывать с себя одежду. Ему казалось, что, сбросив ее, он избавит себя от невероятного груза. Юноше не удалось довести дело до конца. Веки опустились, и он повалился на песок.
— Бедолага обречен, — сказал оказавшийся рядом Орест подбежавшему мистеру Норрингтону.
— Черта с два! — выругался аурлиец и, закинув своего ученика на плечи, перенес его в ладью.
Наблюдавший за его действиями зворг посмотрел на него с жалостью. Шерсть шакала сейчас представляла печальное зрелище. Ночью она спасала его от морозов, но днем была проклятьем. Он не понимал этого аурлийца. За время их маленького странствия Джонатан казался ему одним из самых рациональных людей в отряде, но сейчас категорически отказывался принимать очевидное.
Через несколько часов сдалась Ингрид. Темно-серый оттенок ее кожи был настоящим магнитом для солнечных лучей. Подхватив отступницу на руки, Дункан уложил ее рядом с Хоривом. На следующее утро у Сварна началась лихорадка. Он периодически бился в конвульсиях, а потом замирал на несколько часов и казался мертвым.
Вес ладьи значительно увеличился, и тащить ее теперь могли лишь самые выносливые. Первым шел Клетис, принимая на себя всю силу сопротивления, кажущихся стальными нитями канатов. За его спиной стояли Орест и Тхорн. Джонатан, Хольт и Дункан замыкали их клинообразный строй. Итан и Эйден требовали возможности заменить товарищей, но те наотрез отказывались. Жизнь первого они считали превыше остальных, а жизнь второго могла стать единственным шансом на спасение остальных.
Тем не менее на утро третьего дня отряд уже не был способен продолжать свой путь. Большинство людей просто-напросто не смогли заставить себя подняться. Они оставались лежать на плитах, боясь пошевелиться, чтобы ненароком не коснуться начинающих накаляться скал.
Отовсюду слышались голоса, но ни один из них не участвовал в диалоге. Люди бредили, большинство из них стали агрессивны. Многим мерещилось, что сосед припрятал флягу с водой. Грин перенес Ингрид подальше от основного лагеря, насколько это позволял островок безопасности. Установив хлипкую палатку, он повалился рядом, потратив последние силы. Их остаток он использовал, чтобы пододвинуть меч поближе к себе. Дункан больше никому не доверял.