— Король старается удержать хрупкий мир и мечтает найти лучших людей, чтобы они помогли ему устранить возникающие проблемы. Было решено начать с вас. — Моряку пришлось почтительно склонить голову, чтобы скрыть хищную улыбку.
Дождавшись лошади, путники двинулись в путь. Солнце скрылось за горизонтом в тот момент, когда они покидали городские ворота. Через час они уже были на южном тракте, пересекающем всю пустыню. Первоначально Дункан взял курс на восток, но спустя десять минут повернул свою лошадь на север, в сторону бескрайних песков.
— Это не опасно? — спросил явно переволновавшийся епископ.
— Король очень ждет с вами встречи. На побережье нас ждет корабль. Преодолев большую часть пути по морю, мы значительно сэкономим время. — Дункан оглянулся на Логхарта, чтобы проверить, поверил ли тот в очередную ложь.
Слова штурмана показались епископу убедительными, и тот повел свою лошадь вслед за проводником. Вскоре ехать верхом стало холодно, а на епископе не было ничего, кроме тюремных обносков. Спешившись, Дункан объявил привал. На все возражения епископа о необходимости как можно скорее достичь Ортоса он отвечал, что, хоть король и жаждет встречи, его новый верховный магистр должен предстать пред ним живым и здоровым.
Отыскав остатки высохшего дерева, штурман развел небольшой костер. Все время, что епископ ужинал собранным начальником стражи провиантом, Дункан хранил молчание, уставив взгляд на языки пламени. Отцепив пояс с оружием, он нарочно положил его рядом с Логхартом.
— По прибытии в столицу я бы хотел привести себя в порядок. Если мой портной пережил войну, он подготовит для меня наряд, достойный глаз короля, — заговорил епископ, утолив голод.
— Неужели ты не узнаешь меня? — спросил штурман, даже не посмотрев в его сторону.
— Мы встречались с вами прежде? — настороженно спросил Логхарт, которого резко похолодевший голос собеседника заставил нервничать.
— Лира Грин. Ты должен помнить ее, — Дункан с трудом произнес имя жены.
Какое-то время церковник с трудом всматривался в лицо моряка, пытаясь найти подсказку. То, что воспоминание о содеянном кошмаре засело так глубоко в памяти епископа, вывело штурмана из себя. Синяя дымка охватила его глаза. Страх от увиденного удвоил тот ужас, что возник в душе епископа, когда он все-таки вспомнил, какое отношение имеет к названному имени. Он наконец признал в сопровождающем его спутнике того молодого бедного дворянина, что когда-то стоял между ним и прекрасной девушкой.
Будучи человеком неглупым, Логхарт моментально сообразил, что в столице его никто не ждет. Пользуясь тем, что представший перед ним демон не торопится подняться на ноги, он потянулся к лежавшему неподалеку мечу. Успев обхватить рукоять, он моментально отскочил назад, чтобы разорвать дистанцию. Он не мог представить, что сделал именно то, чего от него хотел штурман. Убивать безоружного Дункан не желал.
— Пришло время отвечать за свои грехи, епископ. — Рука аурлийца сжала оставленный на песке кинжал.
Поднявшись, он выставил оружие перед собой, готовясь встречать несущегося на него Логхарта. Ловко увернувшись от выпада, он перехватил сжимающую клинок руку. Уперев локоть, Дункан с упоением услышал, как хрустнула лучевая кость его врага. Выроненный меч еще не успел упасть на песок, а кинжал штурмана уже перерезал сухожилие на ноге епископа. В этот момент аурлийцу показалось, что его собственный, точно такой же шрам вновь ощутил ту же боль. Логхарт катался на песке, завывая от боли. Палач терпеливо дожидался, когда приговоренный к казни церковник будет снова готов слушать.
— Значит, ты все же меня узнал, — негромко сказал Дункан, когда крики стихли.
Присев, штурман перевернул обессилевшего епископа на спину. Вытаращенные от ужаса глаза изучали охваченное синей дымкой лицо убийцы. Дрожащие от ненависти пальцы потянулись к поясу, за которым была спрятана монетка, с которой Дункан не расставался со смерти Лиры. Ирония была в том, что получил он ее в качестве дара лично от епископа во время того самого, рокового, приема, на который не хотела идти его жена.
— Они ждут тебя, — прошептал штурман, приблизившись к уху Логхарта.
В последний раз взглянув на человека, изменившего его жизнь раз и навсегда, Дункан положил монету ему на грудь.
— Посмотрим, насколько милостив к тебе будет тот, чьим именем ты так часто пользовался. Даю ему шанс сохранить тебе жизнь. Южный тракт — в той стороне. Доползешь, и, может, Создатель пошлет караван, чтобы тебя спасти.
Больше не оборачиваясь, Дункан запрыгнул в седло и, взяв под уздцы вторую лошадь, направился в сторону Гранада. Проделав половину пути, он отпустил ее на волю. Добравшись до трактира, где они с Ингрид снимали комнату, он устало повалился на постель.
— Все хорошо? — сонным голосом спросила отступница, не открывая глаз.
— Да, теперь все хорошо, — ответил Дункан, впервые за прошедшие годы уснув крепким сном.
Утром они продолжили свое путешествие по Аурлии, взяв курс на Кадис. Проезжая по южному тракту, они увидели лежащее на обочине тело. Спрыгнув с лошади, Дункан подошел к нему, стараясь не выдавать охватившего его волнения. Перевернув его на спину, штурман увидел лицо, которое так часто являлось ему в ночных кошмарах. В покрытой песком руке епископа была зажата монета.
— Должно быть, разбойники, — равнодушно произнес Дункан, не оборачиваясь на Ингрид.
Двое всадников продолжили свой путь на восток. Напоминающая о прошлом монета больше не отягощала душу штурмана, и впервые за очень долгое время он мог дышать полной грудью.
Но обо всем этом Кэр не знал и просто радовался тому, как повышался градус веселья за дружеским столом каждый раз, когда за ним появлялись аурлиец и отступница. Днем Итан чем мог помогал мистеру Кормаку в государственных делах, а по вечерам любил сидеть в компании товарищей, раскуривая трубку, взятую на память об Артуре Кэмбеле.
Чаще всего за столом обсуждались события происходящее в Ортосе. У четы Олриджей появились близнецы. Рождение мальчика и девочки несомненно позволяло новому королю увереннее садиться на свой трон. Периодически в разных концах страны вспыхивали очаги мятежей и восстаний. Королева Софи направлялась туда первой и своими речами старалась переубедить бунтарей. Если это не срабатывало, наступала очередь Уильяма подавлять восстание огнем и мечом. Большую проблему создавали разбойники, отследить которых было значительно сложней. Многие знатные лоялисты церкви, лишившись всего, вставали на скользкую дорожку, выбирая путь засад и кинжалов. Путешествовать по трактам следовало теперь только в сопровождении минимум двух-трех человек охраны. Орден леди Софи периодически устраивал облавы и, обнаружив лесные логова, арестовывал всех, кто готов был сдаться. Участь остальных была предрешена.
Брайан Клири и Эдвард Парсон всеми силами старались доказать свою преданность новым правителям. Они ценили подаренное им королем Олриджем положение. Переродившаяся в Орден гвардия старалась следовать заветам, заложенным в ее фундамент Генри Гилбертом. Памятник благородному рыцарю теперь возвышался над тренировочными полями вблизи отведенных для рыцарей казарм.
Получившие в свои владения Прит древние извлекали максимальную пользу из королевского дара. Старинная крепость постепенно приобретала былое величие. Благодаря чудотворным рукам бывших властителей континента поля Холанда в скором времени вновь могли бы приносить обильный урожай. Врачи древних, развивающие свои знания со стародавних времен и не сдерживаемые религиозными догматами, считались лучшими на континенте. Убедившись в этом за время войны, Уильям передал принадлежавшую прежде церковникам академию целителей в руки настоящих мастеров. Теперь академия гордо носила имя Чарли Белозара Рокуэла.
Северные бароны вовсю наслаждались предоставленными им вольностями. Свобода была всем для этих суровых горцев. Отсутствие церковных налогов позволило им построить более эффективную экономику. К тому же война разрушила не один город, и шовбурский камень был в цене как никогда. Изменение климата дало северянам возможность освоить прежде недосягаемые рудники.