Дети Импульса
Глава 1
Город таял. Жаркое дыхание августа струилось расплавленным маревом. Слепили поручни и бордюры, искры солнца расплавленными иглами танцевали на мягком асфальте, запорошенном пылью.
Хотелось скрыться. Вознестись над городской чертой — туда, где в бесконечной жаровне аквамаринового неба парило светило. Подняться на недосягаемую высоту, в заоблачное царство прохлады, и прозреть.
От горизонта до горизонта распростерлась коричневато-зеленая дымка, в которой, как в теплых ладонях, уютно приткнулся город, блистающий крохотными деталями планировки. Такова отправная точка для стремительного падения. А видеть в падении — то еще удовольствие. Небо отступало, сужая безбрежность пространства. Городские красоты распадались на тысячи строений, дорог и ландшафтов. Из микроскопически плоских разрастались до габаритов спичечного коробка, затем стенного шкафа. Набирали объем.
Чуть выше уровня крыш, украшенных вентиляционными грибами, исчезла линия горизонта. Скользнули мимо ленты окон.
Окончание пути близко. Внизу, между коробок жилых домов, проявились дорога и красновато-белый киоск с аккуратными стопками аудиокассет в витрине. Из выставленных на улицу динамиков доносилось нечто электронное, с жесткой гитарной примесью.
Тротуары обрамляли проезжую часть, плыл над дорогой редкий поток транспорта. Казалось, борта машин вскипят краской и разойдутся пузырями, но нет, пышущие жаром автомобили лениво проплывали мимо решетчатых бордюров. В такт пульсирующей музыке, вдоль кирпичных стен, испещренных недвусмысленными надписями, плотной массой текли люди.
«Вове дали» — шедевр скромно начертан у прохладного жерла короткого тоннеля, соединявшего дорогу и двор, засаженный тополями. На надписи никто не обращал внимания.
Исходившие потом обитатели крупного города куда-то шли. Спешили…
Однообразный строй внезапно рассек антрацитовый клин.
Музыка, бившаяся в динамиках, усилилась.
Михаил выступил из спасительной тени арки, посмотрел направо, затем налево. В силу неких причин толпа огибала его. Облаченный в черную куртку, не менее черные брюки и темную футболку он стал игнорируемым диссонансом в удушливой парилке города.
Чувства знакомы. Настройщик прислушался к мелодии и тряхнул головой. Классическая и полная непруха. И дернуло обрядиться так — пот тек ручьем. Но спору нет, имидж достоин. Для полноты не хватало только солнцезащитных очков. Уловив присутствие оных на мелькнувшем рядом пареньке в безразмерной футболке, Михаил выстроил соответствующий спектр. Через мгновение в поднимавшиеся к лицу пальцы влилась пара тонированных стекол. Он вернулся под арку.
Стало менее жарко.
— Я дома, — сказал Михаил. Слышал и не верил.
Полузабытый дом.
Убийца не торопился. Цель найдена и прекрасно видна сквозь мелькание прохожих. Создание Проклятого медленно отступало в тень арочного перехода. В отупляющей, раскаленной атмосфере города устранить объект не составит труда…
Толчок чужого плеча всколыхнул легкую досаду. Смертные слепы и равнодушны.
Оболочка готова действовать.
Убийца не торопился.
Он дома. Не в безликих мирах, рассыпанных по бескрайним просторам Средоточия, а в родном знакомом с детства Эренбурге. Сюда он стремился, или же ему казалось, что стремился… Урбанистический образ родины, хоть и редко, но озарял глубины памяти. В очередной раз подобное случилось на Фэлкории, незадолго после выхода из Врат, и Михаил, напутственным словом проводив Чета до Ладора, подался в родные пенаты. Груэлл мог подождать.
Настройщик прикоснулся к теплой шершавой отделке стен. На пальцах остался сизый росчерк. Красота. Пахло сухим камнем, пыльными сорняками у выбоин стен, переработанными выхлопными газами и легкой аурой меченной территории. До пришествия Т’хара он не различал тонкости амбре, но после лесов Фэлкории…
Зеленые просторы пахли свежестью, и к ним он привык гораздо быстрее.
Михаил ступил под лиственный трепет деревьев. Дворик, где оказался, не изобиловал зеленью, но от потоков расплавленного солнца спасал. Площадка 200 на 100 метров, с трех сторон окруженная барьером П-образного дома. С четвертой стороны подступали бревенчатые развалины, заросшие кустарником и крапивой; в пустых глазницах окон виднелись небо да редкие тополиные ветви. Два тротуара убегали вдоль коротких сторон жилого строения в неизвестные глубины. Неподалеку стояли пара потрескавшихся скамеек, обложенных смятыми пластиковыми стаканчиками, и ржавые детские качели.