— Голосуем за набег! Голосуем за разведку!..
Толгой покидал Круг туштаев со смесью раздражения и желания кого-нибудь удавить. Желательно хана Хучина. Когда один из нукеров подвёл коня, с противоположной стороны городка послышался шум, ржание коней, поднялась туча пыли: конкурент вместе с прихлебателями покидал столицу Степи. Толгой сжал повод так, что свело пальцы, а почти успокоившиеся гнев и ненависть всколыхнулись с новой силой. Толгой заставил себя успокоиться. Добыча не застила разум большинству. За предварительную разведку проголосовали ещё трое туштаев, остальные дипломатично воздержались… это ничего не меняло. Похода именем Круга не случилось бы и так, хватало одного протеста Толгоя. Впрочем, Хучин явно на повеление Круга и не рассчитывал. Запретить вольный набег может только каган, но старик слишком дряхл. Весь сегодняшний спектакль нужен был выскочке, чтобы продемонстрировать: «Я хочу принести вам богатство и славу, а этот дурак Толгой всем мешает». Хучин явно был уверен, что вернётся с победой, и тогда никто не сможет выступить против его избрания. Однако Толгой сомневался, что победа будет лёгкой. Хотя потери туштая Хучина, кажется, не волнуют — думает, всегда сможет нанять новых воинов. Вот только кому нужны сражающиеся лишь за золото? Разве что таким, как выскочка. Но если у набега появится хотя бы тень успеха, трудностей на следующем Круге не избежать.
Глава 6
Набег. Часть первая
Стоило войску переправиться через Хяргас — пленник выдал, что восточная часть земель безбородых богата, но только недавно каган взял её под свою руку, ни крепостей, ни гарнизонов — степь изменилась. За рекой травяные равнины изрезали плуги древних гигантов, землю прорезали долины, вздыбились холмы. Заросли кустарников вдоль ручьёв сменили пущи с густым колючим подлеском, пробраться куда может только дикий зверь. Через два перехода потянулись еще более изрезанные земли, выше сделались холмы и глубже овраги. Шли, сберегая лошадей. Торопиться некуда. Кончатся холмы, опять пойдут травяные равнины, по которым легко и быстро промчится конница. Ударить же надо в последние дни лета по календарю безбородых. Пленник рассказал, что первый день осени — большой праздник, седьмицу все будут готовиться. Стража правителя, даже если сама не захочет, в эту неделю тоже неизбежно расслабится и слишком поздно заметит набег.
Нет с собой телег, из скотины лишь та, что послужит пищей в дороге. А до этого пусть несёт на себе поклажу. Широкой волной идёт войско, чтобы не стоптали тысячи коней всю траву, не пали от голода. И всё равно оставляет за собой разорённую землю, а пыль душит и ослепляет. Сменится зима, лето и ещё одна зима, и только тогда забудут травы и деревья, как шли этим путём десять тысяч сабель туштая Хучина и подвластных ему ханов.
Молча ехал туштай Хучин. Ехал, не снимая брони весь день — подавал пример, что из похода с добычей вернётся осторожный, а не тот, кто хвалится показной глупой храбростью: всегда надеть успею. Вместе с телохранителями он смешался с другими сотнями, если бы не бунчук, украшенный сотней кос и красными лентами, можно подумать всего лишь ещё один отряд многочисленного войска. Не ехали за ним, как за прочими ханами отдельно вьючные караваны лошадей с яствами или мягкими подушками. Все должны видеть, что туштай Хучин не только помнит древние обычаи и права воинов, но и сам идёт тропами, осенёнными духами предков. Разделяет тяготы, как простой воин. Ест из общего котла. Единственно, что позволял себе Хучин — ночевать не у костра, завернувшись в плащ и халат, а в шатре. Полководец должен хорошо спать ночью, ведь его оружие не сабля, а ясный разум.
Оставшись в одиночестве, Хучин первым делом глотнул укрепляющих эликсиров: без этого сложно изображать перед воинами день за днём воплощение бога войны, которому нипочём весь день не снимать доспеха. Дальше туштай позволил себе расслабиться. И даже помечтать: сейчас хорошо бы отдохнуть с наложницей. Никаких женщин в поход, естественно, не брали… Тут же пришла мысль, что женщины безбородых хоть и страшноваты голыми лицами, в остальном устроены как и положено. Не зря туштай обожал покупать не знавших мужчины молоденьких рабынь и сначала развлекаться с ними самому, а потом смотреть, как тоже самое делают получившие девчонку как награду нукеры. Десятком сразу. Дома Хучин позволял себе подобное не чаще раза в месяц-два: ни одна прихоть не должна быть накладна для казны или захватить разум пагубной неодолимой страстью. Но после победы в стране безбородых возьмут немало рабынь, а хан похода имеет право первого выбора в добыче.