Выбрать главу

Нэрсис согласилась: действительно, ненормально. Причём берегут странно. Стерегут, но когда неделю назад двое сумели бежать, их особо не преследовали. Лишь подождали, пока замерзнут в зимней степи насмерть и притащили обратно. Показать. Даже не угрожали, как обычно в рабских караванах, побоями всем, кто не сообщил о готовящемся побеге. Зато когда у тётки из соседнего фургона дочка заболела — а таким соплячкам на рынке ломаная медяшка цена, их обычно даже не штуками, а сразу дюжинами торгуют — так девчушку какими-то особыми снадобьями отпаивали, даже человек-целитель смотрел. И от всего этого становилось только страшнее.

Набежали тучи, в фургоне стало темно хоть глаз выколи, потому обе девушки сели к стене. Нэрсис задремала, к Тарье сон не шёл, и она принялась высчитывать, что её ждёт. Жрец храма неподалёку от места, где она родилась, говорил, что богиня судьбы Титания носит с собой весы, и если на одну чашу ложится что-то хорошее, то на другую для равновесия ляжет плохое. К своим двадцати одному Тарья в этом очень хорошо убедилась — потому внимательно стала вспоминать свою жизнь с первого дня и сравнивать. Ведь часто как бывает, сначала думаешь, что удача была или неудача, а потом окажется наоборот. Или вообще мимо весов судьбы пройдёт. Вот, например, встреча с Нэрсис: тогда она думала — это удача. Ведь даже если случится самое страшное, и девушек решат продать в вольный город Лин, вдвоём будет шанс сбежать. А теперь оказалось, что едут они на юг, а не на запад, побега в ближайшие насколько недель не будет вообще… Так что же её ждёт?

Незаконнорожденная дочь графа, до тринадцати она воспитывалась наравне с остальными детьми своего отца — пока всю семью вместе с капитаном замка и самыми верными людьми из стражи не поразило сначала проклятье, а потом болезнь. Тарья с заразой справилась, остальные нет. Пока действует проклятье, магическое лечение невозможно, а травы помогают одному из сотни. Следом появились родственнички. Не особо скрывая, кто виноват в порче, и какая судьба ждёт девчонку. Пока она сохраняет невинность, даже незаконнорожденная имеет право на наследство, отцовство подтвердит любой маг с дипломом Академии. Тарью ждало сначала насилие, а потом, когда надоест — продадут на юг, чтобы, если у королевского суда возникнут к новому графу вопросы, в замке и окрестностях не осталось ауры преднамеренного убийства. Воля к жизни оказалась сильнее правил, приличий и воспитания: девочка соблазнила тюремщика и бежала, от души сыпанув яду в колодец замка. Как она услышала через несколько лет, прежде, чем отраву распознали, умерли почти все. Включая затеявшего переворот отцовского кузена и его старшего сына. Вот только вдохновившая заговор безутешная вдова осталась, к сожалению, жива. Потому, даже потеряв право на наследство, вернуться на родину девушка не могла. Не могла даже поселиться под своим именем открыто — заказ на её голову ходил среди охотников за наградами до сих пор. Последовала весёлая жизнь сначала в Гильдии воров, потом среди разбойников — даже её домашнего обучения и плохо тренированных способностей хватало чуять зелья и магическую сигнализацию на домах и тюках. Потому, наверное, и дожила до своих лет свободной, а не припортовой шлюхой. Жизнь наладилась, и неплохо… пока атаман соседней шайки не увлёкся и не перерезал весь торговый караван, оказавший сопротивление. В ответ разъярённый герцог нанял магов и стражей Синклита, а те выловили всех — даже таких, как отряд, где была Тарья, старавшихся кровь не проливать. Неудача? Безусловно, ещё какая. Метку Синклита не сведёшь, а по ней тебя разыщет даже самый захудалый маг. В преступном мире «меченых» убивают сразу, разве что на острова в Западном море или к дикарям на Южный архипелаг податься. Только вот женщине там ой как тяжело!

Вспомнив о клейме, Тарья посмотрела на левое предплечье: обычному человеку ничего не видно, но она чуяла даже сквозь рубаху. Следом на память пришли рассказы Хромого Уна — по молодости старик успел разок погреметь кандалами и после стакана наливки любил ударяться в воспоминания. О том, как «меченых» любят на каторге. И не только из-за невозможности бежать. С ними можно сделать всё, что угодно — хотя клеймёные по закону не считаются рабами, их жалобы никто слушать не будет. Если же попадается молодая женщина… повезёт, коли приглянется кому из начальства, иначе станешь подстилкой для всей тюремной стражи. А будешь слишком строптива — прямая дорога в вольный город Лин… и лучше уж обслуживать по десятку мужиков за день.

Лин — единственное место, где живут гризы, принявшие законы Синклита. Главный экспортный товар города — полукровки. Сильные, выносливые рабы. Их с первого дня воспитывают как полуживотных. В «самцах-производителях» недостатка никогда не бывает, зато женщин вечно не хватает. А ещё, хотя магам и запрещено вмешиваться в тела имеющих душу, но вот эту самую душу выжигать из тела совсем не запрещается. Ун, когда уже стал мастером Воровской Гильдии, бывал и самом городе, на фермах. И рассказывал про голые женские туши — иначе и не назовёшь — которые рядами лежат на специальных кроватях, растят пузо и пускают слюни. Только вот, как продолжал старик, бывает судьба и пострашнее. Помесёныши — они бесплодные мулы, потому ценятся как постельные игрушки. А души, как говорят жрецы, боги им не дали, потому переделывать тела на заказ можно. Часто до рождения начинают — и в таком случае «ребёнка» напитать эманациями надо. Душу женщины тогда не убивают, а запирают в особой «клетке», чтобы раз за разом нужную жизнь видела и чувствовала. Как её подчиняться хозяину заставляют или кнутами бьют — уж что будущий владелец приплода захочет. Ещё в эти «клетки» маг заглянуть может, некоторые специально приезжают в Лин — кто посмотреть, кто вместе с жертвой ощутить. А кто и помучить… Тарья замотала головой, отгоняя кошмары. И снова начала вспоминать свои радости и горести, пытаясь угадать судьбу. По всему выходило, что её должна ждать удача. К тому же, когда фургон резко затормозил, Тарья чуть не прикусила язык — жена рыжего хозяина мошенников и плутов любит делать мелкие пакости, если вынуждена отдарить чем-то хорошим по-крупному.

Дверца вдруг отворилась, и пленников одного за другим начали выводить на улицу. Место, куда их привезли, было похоже на поместье богатого дворянина — вон, даже в углу отделённого от окружающей степи высоким забором из сетки трёхэтажный дом красного кирпича. Зимой смеркается рано, и строение уже вовсю сверкает невиданными магическими огнями, щедро усеявшими оконные стёкла отблесками и зайчиками света. Как положено в крепком хозяйстве, в дальней части двора расположились с десяток длинных одноэтажных зданий, что-то вроде амбаров или складов. Впрочем, едва загорелись остальные светильники, Тарья поняла, что ошиблась. Нет, половина приземистых домов и в самом деле оказалась складами, но в остальных были окна. И тоже сверкали стеклом! Почти сразу охрану из гризов сменили люди и скупыми фразами объяснили, что спать приехавшие будут именно в этих низких домах.

Обстановка внутри и отношение к новым то ли рабам, то ли слугам непонятного статуса тоже удивили, даже непонятно, что больше. Для начала сняли наручники, затем сытно накормили, каждому выделили свой лежак с тюфяком и одеялом. Женщин разместили в одной половине, мужчин через ширму до потолка — в другой. После плотного ужина все расслабились, начались разговоры — пока охрана не видит. Тарья напряглась: не могут здешние хозяева быть настолько глупы, чтобы оставить без присмотра. Через какое-то время догадка подтвердилась. Несколько мужиков попытались «навести свой порядок», рядом с Нерсис одна из тёток потребовала от той самой женщины с больной дочкой, чтобы «соплячка убралась от окна, нечего мелюзге хорошее место занимать». Сразу же возникла стража, скандалистов увели, и отточенное годами чувство травленого зверя подсказало Тарье, что больше их никто не увидит.

Утро выдалось тёплое и неожиданно солнечное, к тому же людям разрешили выйти на улицу. Пусть недалеко, пятачок не больше пяти человеческих ростов в поперечнике рядом с крыльцом — после тюрьмы и фургона и такое казалось чудом. Накатило радостное настроение, назло разуму, который тревожно пытался кричать, что впереди ждёт неизвестность.