— Хороший мой.
Как же она так состарилась? Она накинула мне на плечи стеганку и потащила за собой. Но только мы отошли на несколько шагов, как Шура остановилась и сказала:
— Видишь, какая я стала.
— Тетя Шура, разве можно так скоро стать бабушкой? А морщин у тебя сколько!
— Все лицо в морщинах. Недаром беззубая! Слушай, Геночка, не расставайся с этими людьми, а мы снова увидимся. Иди на свое место и никому ни слова. Как я рада, что тебя повидала! А мне туда! — Шура подняла крыло своего балахона и показала в сторону нашего блиндажа.
Она чуть согнулась и ушла, не оглядываясь.
Я не сразу опомнился. Что же я стою? Так ждал Шуру, а теперь опять ничего не известно! Но ведь здесь же Фекла Егоровна, Вовка, Александра Павловна. Как же мне уйти от них? А вот так просто и уйти, туда, за Шурой. Она обещала найти Олю. Она никогда не говорила мне, что я маленький. С ней не страшно.
Все это пронеслось разом, а я уже шел за ней.
Вспыхнули ракеты, вначале красная, потом зеленая. Гаркнули мины. Шура легла. А я, не теряя времени, подбежал к ней совсем близко.
Теперь мы снова вместе. Она услышала мой топот, обернулась и сказала:
— Гена, вернись!
— Шура, возьми меня с собой. Она не хотела, чтобы я к ней приблизился, стала очень строгой, а потом воскликнула:
— Меня бить надо за то, что я подошла к тебе.
— Не надо бить.
— А если с тобой что случится?
— Ничего со мной не будет, — сказал я твердо, повторив слова Александры Павловны.
— Гена, вернись! — снова сказала Шура.
А я вместо того, чтобы послушаться, подбежал к ней и схватил за черный балахон.
Не отпущу. Она не отгонит меня камнями. Мама взяла бы меня с собой. Я слыхал, что у людей бывает разрыв сердца. Сердце так билось, что я решил — сейчас оно лопнет. Я уже закрыл глаза. И в это мгновение услыхал Шурин голос:
— Открой глаза. Дай я посмотрю, Гена, какие они у тебя. Так слушай же хорошенько. Я говорю с тобой от имени командования. Такой бабушке, как я, нужен такой внучек, как ты. Забудь о том, что звал меня Шурой. Я стала старухой, чтобы меня не узнавали. Ведь многие меня в городе знают. А на старух немцы не смотрят. Я уже была там без маскарада, проходу не дают, еле выбралась. И ни о чем больше не спрашивай. Ладно, беру тебя в помощники.
Я готов был идти за Шурой хоть на край света, не отстану от нее никогда, никогда, хотя она так быстро и крупно шагает.
До сих пор благодарен я Шуре за ее доверие. Теперь-то я знаю, что она тогда не имела права никому открываться. Но что ей было делать, когда я узнал ее?
И она снова протянула мне свою руку, так напоминавшую мне большую, загрубевшую руку отца.
— Я твоя бабушка Наталья. Забудь мое настоящее имя. Я Наталья Антоновна, а ты мой внучек, мы идем в город мамку искать.
— А может быть, Олю?
— Мамку и Олю, — ответила Шура. — Раз так, давай, постреленок, поцелуемся!
Я не знал, кого я целовал — Шуру ли, бабушку ли Наталью, но, когда я снова зашагал со своей спутницей, я чувствовал, что папа и мама довольны мною и желают нам большой удачи.
Мы проползли через полотно железной дороги, потом долго лежали. Еще ползли и забрались в воронку, пахнувшую порохом и дымом.
Все более и более светлело. Сияние ракет стало совсем бледным, и в мутном небе потускнели черточки трассирующих пуль.
Когда стало совсем светло, мы вылезли из воронки. Шура поправила панамку на голове, сморщила лицо и не спеша, молча пошла вперед совсем незнакомой мне походкой.
… Мы вышли через пустырь к разрушенному дому. У его ворот я увидел вооруженных людей, одетых в зелено-пепельные шинели.
Они разговаривали на незнакомом мне языке.
В первый раз я увидел перед собой захватчиков.
Они не обратили на нас никакого внимания.
Мы шли по разрушенной сталинградской улице. Моя бабушка Наталья Антоновна чуть наклонилась и сказала мне прямо в ухо:
— Перешли линию фронта!
Глава одиннадцатая
БАБУШКА И ВНУЧЕК
Я не узнавал своего города. По его мостовым сновали враги. Они расчищали проходы, несли бревна и столбы, стояли на посту, чувствовали себя очень свободно, будто не мы, а они здесь всегда жили.
Над нами тянулся бросающийся в глаза красный провод.
Раньше я видел фашистов только на плакатах и хорошо представлял самого главного из них — с маленькими усиками и прядью волос, спускающейся на низкий лоб. У него длинные, загребущие руки и кричащий рот, как у гиены в зоологическом саду, на которую я всегда смотрел с отвращением.