Да, это была она, и по тому, как блеснули ее глаза, я понял, что и она узнала меня.
Валя прижала валенок к себе, а сама сделала шаг в мою сторону. Она обнимала валенок, а я обнял ее вместе с валенком.
И нам обоим почему-то стало очень смешно. Мы не знали, с чего начать разговор.
Нас заметила Александра Павловна. Я уже знал, что она всегда все видит.
И вот Валя уже сидит на койке. Ее ноги обернуты стеганым одеялом. Она внимательно смотрит на меня большими темными глазами, чуть нахмурив густые бровки. Первым делом я спросил про Галину, но Валя, конечно, ничего не могла мне сказать о сестре.
Мне хотелось узнать, что случилось с Валей после того, как мы расстались, и она рассказывала мне, как несладко было ей…
Как только местность, где жила Валя, была освобождена, хозяйка сама отвезла Валю в районный центр, а на прощание даже прослезилась и первый раз за все время поцеловала.
Долго мы болтали о разных вещах и не заметили, что Сергей Бесфамильный не сводил глаз с Вали, прислушивался к каждому ее слову.
Глава девятнадцатая
ПРОВОДЫ
Солнышко с каждым днем пригревало все сильней.
Александра Павловна стала реже бывать в детском приемнике. Она получила тогда новое задание. Уже повеяло весной, а земля все еще хранила запах битвы. Все только и занимались тем, что вытягивали гитлеровцев из-под снега, складывали в кучи и куда-то свозили. Слов нет, противная была это работа, но недаром Александра Павловна говорила:
«Чтоб и духу фашистского не осталось на сталинградской земле!»
Сережа все время на улицу рвался. Мы несколько раз ходили в центр города. Мосты через Царицу были взорваны… Пешеходы перебирались по временному настилу. Отсюда, как всегда, хорошо виднелся элеватор — единственное уцелевшее здание на огромном пространстве.
Вся Царица была забита трупами.
Из Заволжья со своими подводами приехали колхозники в Сталинград «на уборочную». Везли «завоевателей» и на волах и на верблюдах.
Пленные фашисты тянули крючками своих мертвецов, не добежавших до Волги. Нагрузили ими арбу, а верблюды легли на снег; видно, не хотелось им такой «груз» возить. Один верблюд повернул свою маленькую голову и заорал диким голосом. С трудом подняли его.
В центре города, на одном из углов, стоял столик с надписью: «До востребования». Здесь же продавали конверты и марки.
Сережу почему-то тянуло именно к этому столику. Он смотрел исподлобья на тех, кто тут же получал письма и под открытым небом писал ответ.
— Давай купим конверт, — предложил он мне, — напишем кому-нибудь.
— А кому писать? — спросил я.
— Твоему отцу.
— А куда?
— Куда-нибудь.
Однажды Сережа так осмелел, что подошел к женщине, стоявшей за столиком, и попросил конверт.
Она дала ему сразу несколько штук. Сережа сложил их и сунул за пазуху.
В те дни, когда уже почернел снег и все ярче светило солнце, воины покидали наш город.
Александра Павловна взяла меня и Сережу на проводы.
С гвардейской частью уходил на запад и Вовка. На весеннем солнце он еще больше покрылся веснушками и весь сверкал, как конфета в золотой обертке. На его груди, с правой стороны, красовался новенький почетный знак «Гвардия». Как и на всех, на нем были недавно введенные погоны — полевые, зеленого цвета.
Фекла Егоровна заплакала. Александра Павловна прикрикнула на нее и крепко обняла Вовку.
А Сережа-то, хоть и беспамятный, а только увидел рыжеволосого Вовку, сразу полез с ним целоваться и, сунув ему в карман синих галифе сложенный вчетверо конверт, сказал:
— Пришли мне обратно.
Много жителей собралось провожать гвардейцев.
Заиграл оркестр.
Гвардии рядовой Вовка ловко перемахнул за борт грузовика. Мать протянула ему новенький заплечный мешок.
Сережа не сводил с Вовки своих огненных глаз.
Загромыхали тягачи и орудия. Подпрыгивали прицепленные к автомашинам минометы.
Как обрадовался я, когда из одной машины мне кто-то крикнул и помахал рукой: — Геннадий Иванович!
Конечно, это был боец, обладавший громким голосом.
Скоро совсем опустел город. Редко встретишь военного. И ветер стал злее. Как завоет, все заскрипит кругом, застонет.
Ночью несколько раз пролетали «адольфы» и бомбили развалины.
Около нашего детского приемника тротуар очистили от мусора и обломков. И нас уже несколько раз «скребли» в бане, устроенной в красноармейском блиндаже на берегу Волги.
Над одним блиндажом красовалась дощечка с надписью «Парикмахерская». Но парикмахерша в дневные часы работала под открытым небом. У блиндажа стоял вертящийся круглый стул. Я несколько раз на нем повертелся.