Никогда еще Ваня не терпел такого полного поражения. Он растерянно смотрел на Евгению Петровну.
Евгения Петровна несколько раз прошлась по классу.
— Вот как вы себя ведете! — процедила она и зло посмотрела на Ваню.
Как раз в эту минуту открылась дверь, и в класс вошла Галина Ивановна.
Евгения Петровна, не дав ей опомниться, сказала:
— Вот полюбуйтесь, как ведут себя ваши дикари! Я проходила мимо, хотела навести порядок, а этот чуть не сбил меня с ног.
— Этот? — удивилась Галина Ивановна. — Какой же он дикарь? Правда, он у нас только недавно стал свободно рукой владеть.
— Конечно, вы их защищаете. Странные порядки в вашем пансионе! Как вы за ними смотрите? Таким место не в школе, а в исправительной колонии. Недаром они все тащут!
— Это вы уж слишком! — возмутилась Галина Ивановна.
— Про лампочки весь город знает! — подчеркнуто сказала Евгения Петровна, подошла к парте, где си дела ее дочь Серафима, и потянула ее за собой.
Галина Ивановна задумалась, а потом посмотрела Славе прямо в лицо.
…На следующий день, перед началом урока, Серафима громко спросила:
— А правда, что ваша воспитательница в плену была?
— Была в неволе, — ответил Сережа и насторожился.
— Сразу видно, какая фрейлейн! — сказала Серафима.
Мне показалось это очень обидным. Серафима же продолжала:
— А может быть, и ваши отцы тоже в плен сдались? Сергей стоял как вкопанный.
— Почему ты думаешь, что мой отец к немцам ушел? — спросил он, тяжело дыша.
— Я не знаю, спроси мою маму.
Сережа отошел. А Серафима бросила ему вдогонку:
— Подумаешь, сын без отца!
Не знаю, слышал ли это Сергей.
Во время тихого часа он лежал с широко открытыми глазами и о чем-то думал. Вдруг вскочил и сказал:
— Пойдем со мной!
Мы быстро оделись и побежали. Уже темнело. В этот час еще не всем улицам электростанция давала ток. То там, то здесь появлялись огоньки.
Вот и домик в палисаднике. За домом, на небольшом участке земли, — яблони. Через окно видна была зажженная висячая керосиновая лампа.
Сережа хотел постучать. Но как-то само собой получилось, только схватился он за ручку, как дверь открылась.
Мы оказались в большой комнате. Натоплено крепко. Половики разостланы по крашеному полу. На стенах картины в рамах висят. Вот бы посмотреть!
В комнате кто-то крикнул. Мы оторопели от неожиданности.
Высокая морщинистая старуха поднялась нам навстречу.
В это время полуоткрылась другая дверь, и мы увидели высунувшееся испуганное, вытянутое лицо Евгении Петровны.
— Это детдомовцы! Фу ты, а я так испугалась! Гони их, мама, проверь кладовую! — раздался ее пронзительный голос.
— Детдомовцы! — брезгливо повторила старуха. — В дом лезете, мало даровых яблок натрясли, покоя нет от вас…
И тогда тихо, но внятно Сережа спросил, прямо смотря старухе в глаза:
— Серафима сказала, что ее мама знает моего отца. Откуда она знает, что он в плену?
— Вон! Вон отсюда! — зашипела бабка. — Чтобы ноги не было в нашем доме!
Она толкнула нас к двери так, что мы чуть лбами не стукнулись. И оказались за дверью. До нас доносились какие-то крики, кто-то задвигал стульями, зашаркал шлепанцами, залаяла собачонка.
Так хотелось всем им дать сдачи!
Зачем только мы пришли сюда!
Мы молча побрели к дому. Было очень обидно. Врет старуха, никогда мы не лезли к ним в сад.
Через полчаса после нашего возвращения Галина Ивановна обнаружила — Сережа исчез.
За ужином его место было пусто. И оставленная каша давно остыла.
Такой переполох поднялся в доме! Даже фонари «летучая мышь» приготовили, чтобы искать Сергея.
Он мог уйти только пешком, так как все городские машины были на месте в своих гаражах.
Слава первым обнаружил пропавшего.
Оказывается, по приставной лестнице он залез на чердак нашей новой бани.
Галя поднялась на чердак и сняла Сергея. Она говорила ему:
— Сережа, какой ты чумазый, пойди умойся!
Сережа сказал, что не хочет больше ходить в школу.
— Почему?
— Просто так, — ответил он, а у самого голос за дрожал. — Откуда эта пиявка, свинья рогатая знает, что мой папа в плену? — спросил Сергей Галину Ивановну.
Галина Ивановна, несмотря на поздний час, собрала нас вокруг себя. Она говорила о том, что на белом свете, кроме хороших, отзывчивых людей, есть еще и равнодушные, черствые. Они, эти люди, как манекены, как истуканы.
— Манекены? — переспросил Андрюша Давыдов. А я вспомнил, что такого болвана, с выпяченной грудью, мы видели в комнате у портнихи.