Игнат Кузьмич, не выпуская наших рук, сказал:
— Знакомься, Матрена Афанасьевна, Ивана Соколова потомство.
А нам он пояснил:
— Моя хозяйка!
Директор сказал, что все воспитанники детских домов очень дороги рабочим завода; краснооктябрьцы благодарят нас за посещение и дарят свои скромные подарки.
Мы стали обладателями, трикотажных спортивных маек, бутсов, готовален, шахмат, шашек, настольных игр, коробок с разноцветными нитками для вышивания и многих книг.
А одну очень красивую куклу женщины подарили Оле.
Директор поднял руку, показав этим, что он еще что-то хочет сказать. Снова стало тихо. Он подошел к небольшому коричневому шкафу, и я услышал, как щелкнул замок.
— Гена Соколов!
Инженер Панков, оказавшийся рядом, подтолкнул меня.
— Прошу тебя, Гена, подойди сюда, — сказал ди ректор.
И вот я стою рядом с ним.
— Дорогие товарищи! — раздался надо мной внятный голос. — Я хочу передать сыну нашего славного сталевара Соколова, который погиб геройской смертью, защищая родной завод, часы отца.
Я почувствовал слабость и холодок во всем теле. А потом, будто подбросило меня взрывной волной… Снова сыплется штукатурка, дым и пыль заволакивают глаза…
В кабинете стало очень тихо.
Все разом пронеслось передо мной — мамино лицо, склоненные знамена перед братскими могилами…
Я сжал руки: «Держись, Гена, держись!»
Директор достал часы из несгораемого шкафа.
Я боялся взглянуть на них. Может быть, это ошибка.
Директор держал небольшую коробку. Я никогда не видел этой коробки. Но директор приоткрыл крышку, и я увидел часы. Да, это были те самые часы, которые я отдал врачихе. Но как же из сумочки, висевшей у нее на руке, они попали в несгораемый шкаф?
— Эти часы передал на завод демобилизованный воин, душа человек; из дарственной надписи он узнал, что часы были вручены сталевару «Красного Октября» товарищем Серго Орджоникидзе. Часы замечательные, — сказал директор уже совсем другим голосом.
Мне захотелось рассказать всю историю этих часов — про Валю, про гитлеровского офицера, сопровождавшего врачиху, но я ничего не мог вымолвить.
Я взглянул на Олю. Она сидела среди подружек, обняв новую куклу. Увидел лицо инженера Панкова.
И вот уже коробочка в моей левой руке, а правую крепко жмет директор. Он целует меня:
— Будь таким, каким был твой батька!
Батька! Никто еще никогда так не называл моего отца.
Я отошел и прислушался к ходу часов. Тикают!
Сережа не утерпел и несколько раз приложил часы то к одному уху, то к другому, а потом произнес многозначительно:
— Да!
Директор, прощаясь с нами, сказал:
— Вот подрастете, кто из вас захочет стать металлургом, милости просим.
Игнат Кузьмич на этот раз очень осторожно взял Олю за руку и подвел к Матрене Афанасьевне.
— Вы, Соколовы, теперь мои гости. Вашему начальству все известно; разрешение получено, и даже с ночевкой. Доставим целыми и невредимыми. Олю сейчас заберет с собой Матрена Афанасьевна, а ты со мной! — сказал Игнат Кузьмич.
Я сунул коробку с часами в карман и зашагал рядом с Игнатом Кузьмичом на мартен.
Игнат Кузьмич рассказал, что в дни сражения передовая проходила по мартеновскому цеху, где мы сейчас находимся, между старыми и новыми печами.
— Морозы начались, а от печей еще жар шел. Бывало и так: внизу под печами немцы, как в пещерах, сидят, а наверху — наши бойцы. Когда фашистов гранатами из мартена выбивали, их даже из изложниц вытаскивали.
И еще рассказал Игнат Кузьмич, как вернулись сюда старые рабочие восстанавливать мартен. Тогда в цеху, как в лесу, куковали кукушки.
Он объяснил, что сейчас идет скоростная плавка.
Меня обдает жар, и на лбу выступают капельки пота. А подойдешь ближе — обжигает с непривычки. Даже глазам жарко. Как бы брови не спалить!
Один из сталеваров, подручный, заглянул в печь, а потом повернул какой-то рычаг, и приподнялась тяжелая заслонка.
Ловким движением сталевар засунул в нутро печи длинный черпак с маленькой ложечкой на конце. Вот он вытащил его обратно. Снова закрылась заслонка, и из ложечки вьюном на чугунную плиту полились золотые искры. Они летят и брызжут во все стороны.
Сталевар вылил расплавленный металл из ложечки на плиту, и тут же девушка подхватила только что откованные кусочки взятой пробы и побежала с ними в лабораторию.
Игнат Кузьмич сказал мне, что скоро будут выпускать плавку.
Сталевар медленно разделывал выходное отверстие. Водопадом ринулась сталь.
Я стоял на высокой площадке и смотрел, как сверкающая золотая струя текла вниз, продолжая бурлить и искриться в огромном ковше.