Мне не верилось, что наконец я попал на завод. Ведь еще совсем маленьким я часто приставал к отцу, спрашивая его, «в какой трубе он работает», и просил принести «какую-нибудь железку».
Отец все собирался повести меня на завод, но так и не пришлось ему выполнить свое обещание.
Меня не покидало ощущение, что отец где-то здесь, рядом, а я пришел к нему в гости.
Инженер Панков показал нам огромные электромагнитные краны, которые притягивали к себе железный лом. В грудах искалеченного, заржавленного металла можно было увидеть гусеницы танков. А вот и немецкая каска, вся в дырках.
Мы на мартене. Нам разрешили посмотреть в печь сквозь синие стекла. Там бушевал свирепый, неистовый огонь. Огромная печь гудела и вздрагивала. Я бы смотрел и смотрел туда, не отрывая глаз от защитных стекол, но мне надо было уступить место другому. А дяденька сталевар даже пошутил:
— Ну, как вам нравится, как суп наш варится?
А себя он назвал «поваром» и ткнул пальцем в свою войлочную шляпу:
— Только та разница, что колпак не белый!
Не хотелось уходить отсюда! А тут еще Панков сказал пожилому сталевару, показав на меня и Олю:
— Познакомься, Игнат Кузьмич, Ивана Соколова дети.
Мы на мартене.
Усатый сталевар приветствовал нас своей рукавицей. Как оказалось, это был мастер и работал когда-то сталеваром вместе с моим отцом на одной печи.
Мы побывали и на блюминге и в других цехах.
Раскаленные слитки с легкостью летели в валы, переворачивались и, вытягиваясь огненно-красными, сияющими лентами, ложились на чугунный пол.
С великолепной ловкостью человек подхватывал клещами раскаленную стальную нить и направлял ее дальше, чтобы она стала еще более тонкой.
Экскурсия окончена. Над нами голубое небо и заводской двор, разогретый солнцем.
Инженер Панков всех нас пригласил к директору.
Мы вошли в здание заводоуправления, поднялись наверх по широкой лестнице и оказались в огромной комнате.
Нам навстречу вышел невысокий человек. Это и был директор.
Мы сели к столу, заставленному тарелками с конфетами и фруктами.
Чтобы мы не смущались, директор сам протянул руку за конфетой и, медленно развертывая бумажку, приказал нам всем последовать его примеру.
В кабинет один за другим входили рабочие.
Я очень обрадовался, когда вновь увидел Игната Кузьмича. Он пришел в своей рабочей одежде, но уже без рукавиц. Тут же собрались и женщины — жены рабочих, лаборантки, служащие заводоуправления.
Игнат Кузьмич подвел меня и Олю к полной женщине, подтолкнул нас друг к другу.
— Разве можно так с детьми обращаться? — сказала женщина и улыбнулась нам.
Игнат Кузьмич, не выпуская наших рук, сказал:
— Знакомься, Матрена Афанасьевна, Ивана Соколова потомство.
А нам он пояснил:
— Моя хозяйка!
Директор сказал, что все воспитанники детских домов очень дороги рабочим завода; краснооктябрьцы благодарят нас за посещение и дарят свои скромные подарки.
Мы стали обладателями, трикотажных спортивных маек, бутсов, готовален, шахмат, шашек, настольных игр, коробок с разноцветными нитками для вышивания и многих книг.
А одну очень красивую куклу женщины подарили Оле.
Директор поднял руку, показав этим, что он еще что-то хочет сказать. Снова стало тихо. Он подошел к небольшому коричневому шкафу, и я услышал, как щелкнул замок.
— Гена Соколов!
Инженер Панков, оказавшийся рядом, подтолкнул меня.
— Прошу тебя, Гена, подойди сюда, — сказал ди ректор.
И вот я стою рядом с ним.
— Дорогие товарищи! — раздался надо мной внятный голос. — Я хочу передать сыну нашего славного сталевара Соколова, который погиб геройской смертью, защищая родной завод, часы отца.
Я почувствовал слабость и холодок во всем теле. А потом, будто подбросило меня взрывной волной... Снова сыплется штукатурка, дым и пыль заволакивают глаза...
В кабинете стало очень тихо.
Все разом пронеслось передо мной — мамино лицо, склоненные знамена перед братскими могилами...
Я сжал руки: «Держись, Гена, держись!»
Директор достал часы из несгораемого шкафа.
Я боялся взглянуть на них. Может быть, это ошибка.
Директор держал небольшую коробку. Я никогда не видел этой коробки. Но директор приоткрыл крышку, и я увидел часы. Да, это были те самые часы, которые я отдал врачихе. Но как же из сумочки, висевшей у нее на руке, они попали в несгораемый шкаф?