— Оля здесь.
—Где здесь? Жива?
Я показал рукой на черную крышу. Тетя Анюта подбежала к крану и отключила шланг.
— Как же не повидать мне девочку!
И она пошла со мной к Игнату Кузьмичу.
Через несколько минут тетя Анюта говорила Оле:
— Вот в таких платьицах ходила.
Потом тетя Анюта посмотрела на нас и сказала:
— Сразу видно, одного отца дети! Значит, и я хоть немного, а похож на отца! У калитки остановилась легковая машина.
— Почет и уважение великим садоводам! — сказал директор, появившийся у окна. Директор торопился: ему нужно было успеть в город. — Ну-ка, посмотри на свой хронометр, сколько на твоих? — весело спросил он меня.
И мы сверили время.
Матрена Афанасьевна и тетя Анюта вышли нас провожать.
— В следующий раз приедешь — с головы до ног окачу! — крикнула тетя Анюта.
— Держитесь друг за друга, двое — не один! — сказала нам Матрена Афанасьевна и крепко поцеловала.
И вот опять замелькали новые корпуса, чередовавшиеся с развалинами.
Директор, сидевший рядом с шофером, то и дело оборачивался и спрашивал, что больше всего нам понравилось в Сталинграде.
Когда мы подъехали к подъезду школы, директор крепко пожал руку мне и Оле. И я подумал, что ведь это он заехал за нами и проводил не потому, что я и Оля этого заслужили, а потому, что нашего отца знали, любили и помнили на заводе.
...Снова я смотрю на часы. Мы покидаем школу и под барабанную дробь спускаемся к пристани.
У причала покачивался большой белый пароход, украшенный зелеными ветками, на этот раз не для маскировки.
Наш путь: по Волге — в Москву!
Мы на верхней палубе. Смотрим на провожающих. Их так много! Весь город вышел нас провожать.
Мне снова кажется, что я знаю здесь всех до одного.
Третий гудок! Убирают трап. Какой-то дяденька шеф кричит:
— Не беспокойтесь, обязательно пришлем вам лыжную мазь!
Над берегом закачались руки; не знаю, как лучше сказать: море рук или лес рук. Будто все они хотят задержать нас еще на несколько секунд.
Пароход отдал чалку и, рассекая волны, плавно отвалил от пристани. Вначале мне казалось, что это плывет не пароход, а берег: плывут дома, баки, пакгаузы. У причалов разгружались огромные, просмоленные баржи с песком и камнями, виднелись строительные леса, доносились гудки.
Вот и трубы «Красного Октября»! Я замахал им рукой.
Горн возвещает сбор на верхней палубе. Наш белоснежный плавучий лагерь набирает скорость. Кроме речного вымпела, над пароходом развевается и пионерский флаг.
...Я проснулся и осторожно, чтобы никого не разбудить, поднял жалюзи. Вот-вот погаснут бледные огни бакенов.
Из-за горизонта поднималось солнце. Оно осветило вершины деревьев на крутом, обрывистом берегу, а потом заиграло в воде.
Вздымая за собой пенистую волну, наш плавучий лагерь дал ответный гудок встречному пароходу.
Через несколько дней — Ульяновск.
Впереди — Москва!
Прежде чем закончить свой рассказ, я должен перевести часовые стрелки на много лет вперед.
Глава тридцать вторая
ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ
Совсем недавно я снова побывал в городке, который весной 1943 года приютил нас, маленьких сталинградцев.
Городок этот кажется мне бесконечно милым; его улочки тенисты, заборы увиты плющом. В палисадниках алые маки и тюльпаны, солнцелюбивые подсолнухи на огородах и белая акация в городском саду.
Дома пахнут свежим тесом. Все они совершили путешествие с ныне затопленных улиц на новые участки, где раньше начиналась степь. Их везли тракторы и «домовозы»; провожали и встречали, как людей.
И наш детдом теперь также в новом здании, наверху. Вокруг него разбит сад с аллеями и зеленеют тополя. И рядом новое здание школы.
А там, где мы жили, на месте старых флигелей, которые без конца ремонтировали, — берег Цимлянского моря, поглотившего нашу некогда тинистую речушку, почти высыхавшую в жару.
Даже трудно поверить, что именно здесь мы часами шлепали по воде, вытаскивая из прибрежных камней улиток и кусачих раков.
Липы в городском саду разрослись, стали выше, тенистей, под ними вспомнил я Василия Кузьмича: не дождался он бочкотарного завода со станками, электропилами и электросваркой... Теперь это самое большое предприятие в городе.
По вечерам, когда зажигается свет в больших квадратных окнах нового здания детдома и ветерок с моря колышет белые занавески, детдом — как огромный маяк. Его огни встречают и провожают пароходы, катера и баржи степного моря.