Я облазил все кругом. Куда же она делась? Ведь самолеты бомбили не здесь. Не подхватили же ее фашистские летчики. Я хорошо знал, твердо был уверен, что с Олей ничего не может случиться. Ее не могут убить, ее не посмеют тронуть никакие осколки. Ведь она такая маленькая.
Я решил больше не звать ее, а прислушаться.
Ну что стоит тебе, Оля, заплакать?
Прислушался и услышал, как шипит огонь и, пылая, потрескивают балки; что-то загромыхало и рухнуло, а после этого мне даже почудилось, что совсем рядом со мной застрекотал кузнечик.
«А вдруг если не Олю, так пожарного встречу, он мне поможет», — подумал я и оглянулся.
Пожарного не было, и я остановил мужчину, который вялой походкой проходил мимо. Он весь был в известке.
— Дяденька! Вы тут маленькую девочку не видели?
Тот с удивлением посмотрел на меня.
— Вот так на спине шаль повязана, — показал я ему.
А он только пожал плечами и пошел дальше, ничего не ответив.
И тогда я вспомнил о бинокле. Не сны бы им разглядывать, а сейчас бы посмотреть кругом.
Я увидел дом с отвалившейся стеной. Лестница. И мне почудилось, что Оленька, закутанная в шаль, стоит там на ступеньках. Я взобрался на лестницу, всю заваленную битой штукатуркой и кирпичом, но сестры там не было.
«А может быть, к дому затопала? Ведь недаром все время домой просилась», — подумал я.
Из-под моих ног выпорхнула птичка. Я почувствовал, как она коснулась крылом моей щеки, словно хотела прижаться, ища защиты. Она села мне на плечо, но тут же опять взмахнула крыльями и заметалась. Грачи, голуби и другие птицы не боялись нас больше. Они стали совсем ручными: то садились на карнизы, то стремительно носились в горячем воздухе, не зная, куда податься.
А я подумал: «Вот глупенькие! Что им здесь делать? Зачем им дожидаться осени? Поскорей бы умчались в жаркие страны». Может быть, они и хотели улететь, но, слетая с опаленных деревьев, падали вниз.
Я шел и видел людей, неподвижно лежавших на тротуарах и на мостовой. У них были открыты глаза, но они уже ничего не видели.
А может быть, произошло чудо и мою маму спасли доктора?
Я знал, что люди умирают, но все еще не мог понять, как это могла умереть моя мама. И ноги сами понесли меня обратно к нашему поселку.
Ракеты озаряли небо. Одни гасли, другие взлетали, повисали в раскаленном воздухе, все окрашивая своим ослепительным молочным цветом.
Сколько воронок кругом!
За каменной оградой я увидел хорошо знакомый мне дом. Сюда отводила меня мама в детский сад. По этой дороге, вниз, тетя Тося водила нас парами гулять на берег Волги. В этом доме доктор, весь в белом, в смешной белой шапочке на голове, делал нам уколы, чтобы мы никогда ничем не болели.
Я взглянул и даже остановился, чтобы перевести дух. Дом, разбитый и обгоревший, смотрел на меня пустыми окнами.
А еще через несколько минут я подошел к тому месту, где еще утром стоял наш дом.
Все сгорело дотла. Только еще дымился и дотлевал мусор там, где был наш сарайчик.
Мама лежала на том же месте. Я лег рядом на комья земли.
Как было нам хорошо всем вместе! Папа посадил яблоньки и недавно, несмотря на войну, выкрасил ставни и приделал к ним новые крючки.
Папа на фронт ушел, а мама всю ночь не спала, прибирала. И ничего этого нет и не будет.
Как я был уверен, что моя молодая мама проживет по крайней мере еще сто лет!
Я лежал рядом с мамой и разговаривал с ней, гладил ее уже похолодевшую руку, целовал и обещал разыскать Олю и никогда больше с ней не расставаться.
Когда ракеты разливали свой яркий свет, мамино лицо становилось совсем белым.
Мне даже показалось, что зашевелились ее губы, и послышалось, что и мама говорит со мной, убаюкивает... Так я заснул около мамы.
Должно быть, опять над головой рокотали и завывали немецкие самолеты. Но я так уморился, что ничего больше не слышал. А когда очнулся, опять увидел убитую маму и понял, что я остался совсем один.
Глава третья
Я НЕ ОДИН
Было уже светло, но так же дымно, и в воздухе все завывали фашистские самолеты. При солнце потускнели огни пожаров, но зато стало еще душней, еще угарней.
Неунимавшийся ветер закручивал пыль, смешанную с горячим пеплом, перекидывал пламя с одного здания на другое.
Подъехала машина. Из нее выскочили люди, по-разному одетые, но все в металлических касках. Они начали растаскивать горящую крышу углового здания.
Я и не заметил, как они появились на соседнем дворе, где врылась в землю неразорвавшаяся бомба, выставив наружу свой ребристый страшный хвост, черневший на желтом песке.