Я не сразу узнаю свой собственный голос, он словно бы доносится откуда-то издалека, а не из моего горла. Все смотрят сперва на меня – с удивлением, мол, неужели это я спросил, - а потом, с надеждой, на Джеймса. Парень растерян, он и сам не знает, что делать, но на помощь приходит его брат-близнец.
- Бежать, - произносит Джейкоб, чуть подкинув Аннабель, удобнее устраивая девушку на своей спине, поддерживая ее под ягодицы, - Бежать так, как не бежали еще никогда в своей жизни.
И мы побежали.
Глава XIX.
Свобода.
Семь несчастных букв, а сколько важности, сколько великолепия! Это слово приятно скользит на языке, легонько стучит по зубам едва ощутимыми прикосновениями кончика языка, и в самом конце произношения ты звонко восклицаешь «да!». Это апогей, это предел мечтаний каждого человека, быть свободным, ведь пока ты не свободен – ты не жив.
Все в этом мире вертится вокруг свободы. Войны начинаются, чтобы стать свободнее за счет проигравшего; люди берут друг друга в рабство, чтобы стать свободнее; они убивают, потому что отбирание чужой жизни позволяет им почувствовать себя свободнее.
Мы бежим, потому что впереди маячит призрачный отблеск свободы, и, соответственно, другой жизни.
Бес цепляется за свитер Авелин когтями на всех четырех лапах, боком прижимаясь к моей груди, и шерсть его стоит дыбом. Он боится свалиться и громко мяукает, но у меня нет времени на то, чтобы успокаивать этот вопящий комок черной шерсти. Изредка я поглядываю на руку Авелин, проверяя, не открылось ли кровотечение, но пока что все в порядке.
Как бы быстро мы не бежали, гул все нарастал, напоминая, что он все ближе. Мне уже тяжело бежать, пот застилает глаза, и несколько раз я спотыкаюсь, но мне удается остаться «на ходу». Аника бежит за мной, я слышу ее смешенное со всхлипами дыхание. Последними бегут Фабиан и Тошэки, и довольно часто со стороны Гаро доносится отменная брань – он не хочет умирать, но не может бросить друга.
Грег и Джейсон убежали куда-то вперед, и вскоре с той стороны донёсся ужасный металлический скрежет – пронзительный и долгий, который резал слух, словно заржавевший нож.
- Они открыли выход! – кричит Грейс и прибавляет хода. Вдохнув как можно больше воздуха, я следую ее примеру, и где-то над нашими головами разносится ужасающий грохот, словно бы что-то большое рухнуло за нашими спинами. Почему-то я уверен в том, что только что развалилась библиотека, похоронив под собой ворвавшихся внутрь тварей. Я чуть усмехаюсь этой мысли, и, не сбавляя шаг, резко заворачиваю за угол, и яркий свет, который маячит в конце коридора, ослепляет меня.
Авелин тихо, болезненно стонет, и я сразу же смотрю на ее руку, но крови все еще не видно. Она приоткрывает мутные, словно бы стеклянные, глаза и что-то шепчет одними губами, но я не могу понять ни слова.
- Потерпи, Лин, - хрипло произношу я. От недостатка кислорода мои легкие горят огнем, но я все бегу и бегу, спасая наши с ней жизни. - Я вытащу тебя отсюда, любимая, ты только держись.
Она смотрит на меня несколько долгих секунд, после чего медленно закрывает глаза, откинув голову назад. Я смотрю на нее, чувствуя, как страх холодными щупальцами обвивает мое горло, и бегу уже на пределе своих возможностей.
Из коридора на улицу я в прямом смысле слова вылетаю. Сделав несколько шагов вперед, чтобы никто не врезался в мою спину, я останавливаюсь и тяжело дышу, стараясь устоять на дрожащих ногах. Крепко прижимая Авелин к своей груди, я оборачиваюсь – и испуганно замираю.
От центра города – предположительно там находится Бездна, - поднимается столб черного дыма, который черными вихрями клубится под самым куполом. Но даже это не так пугает меня, как зрелище того, как огромные здания с глухим грохотом складываются, словно карточные дома, после чего расширяющийся разрыв поглощает их, словно бы ужасный зверь останки некогда процветающей цивилизации.
Это зрелище пугает и завораживает одновременно. Сатана, оказывается, не только композитор, но еще и художник.
Наша бешеная гонка от Смерти продолжается, как только из коридора появляются Фабиан и Тошэки. Джеймс вызывается помочь Гаро и закидывает ноги Ёсиоки себе на пояс, придерживая его под колени, в то время как сам мужчина обхватывает друга поперек груди, заставляя его откинуться на себя. Азиат не возражает, позволяя вертеть себя, словно тряпичную куклу – он готов вытерпеть многое, лишь бы вернуться к своей семье.
Вскоре становится нечем дышать, и в легкие вместо кислорода врывается лишь пепел и запах гари. Я кашляю, чувствуя, как начинают слезиться глаза, и, чтобы отвлечься, начинаю считать в обратном порядке от тысячи. Голова идет кругом, у меня мутнеет в глазах, но я продолжаю бежать, доводя свой организм до предела его возможностей.
Девятьсот девяносто пять, девятьсот девяносто четыре, девятьсот девяносто три…
Краем глаза я замечаю, как один из мужчин, принадлежащий к ополчению, подхватывает уставшую бежать Анику и закидывает ее к себе на плечо. Девушка недовольно шипит, когда при каждом шаге плечо мужчины болезненно впивается в ее солнечное сплетение, но не пытается вырваться, понимая, что не добежит сама.
Купол мутно блестит в пугающей близости от нас; охваченный огнем и пеплом город находит в нем свое отражение. Я почти сразу же нахожу взглядом небольшое углубление, которое становится все больше, чем ближе мы к нему приближаемся. Это выход – то, чего мы желали двадцать лет, находится за этим чертовым углублением!
Вбегая под его своды, я, почему-то, закрываю глаза.
Свежий воздух разрывает мои легкие на маленькие кусочки, наполняя меня всего, словно воздушный шар. Я хватаю его ртом, вдыхаю носом, я позволяю ему слиться со мной в одно целое – и плачу.
СВОБОДА!
Люди, смеясь и рыдая, обнимаются, что-то громко кричат, а я крепко прижимаю к своей груди Авелин, целуя ее в висок. Теперь у нас все будет хорошо, ей помогут, а потом мы хорошенько обсудим нашу глупую ссору, и я женюсь на ней, но на этот раз – по-настоящему!
Бесу надоедает быть придавленным между нами, поэтому он взбирается мне на плечи, ложась на них наподобие воротника, и нервно дергает хвостом, прижав уши к голове. Происходящее пугает его, он прижимается своим теплым телом к моей шее, и я даже не возражаю, когда он вцепляется в меня когтями, испугавшись того, как порыв свежего ветра взъерошил его шерсть.