Пусть это и было недостатком Тамары — чрезмерное любопытство, пожалуй, единственный грех, который ей можно простить.
Тамара, царица на троне, удерживала свою власть и быстро расправлялась со всеми недругами и недоброжелателями.
Однажды старая Фаина Карловна, вечно ходящая в соболиной шубе, что, к слову, ужасно задевало Тамару Петровну, полвека работавшая врачом, а на старости лет перекочевавшая в детский дом в роли медсестры, спросила:
— И за что вы так детей не любите?
Они стояли возле окна и смотрели на площадку, где носились подопечные детского дома. Фаина Карловна заметила взгляд директрисы — ненавистный, пренебрежительный, выражающий презрение.
— Я почти пятьдесят лет врачом работала с детьми, — продолжила она, — и сейчас вместо пенсии посвящаю себя детям. Бывшая директриса — она в такие тяжелые годы управляла домом, и всегда к детям с душой, с теплотой. А вы молодая, а такая злая…
Тамара не ответила. Она постояла еще пару минут, повспоминала, и ушла. А на следующее утро Фаину Карловну с почетом отправили на пенсию.
И больше никто не посмел сказать что-то Тамаре о ее надменности или злобе. А спустя пару годков коллектив обновился, прежних руководителей позабыли или совсем не знали, и Тамара Петровна окружила себя верными слугами.
Иногда возле того окна, где Фаина Карловна сказала ей честные слова, без лести, Тамара останавливалась и вспоминала.
— Посмотри, посмотри, дом рушится! Посмотри, посмотри! Рушится… Все падает!
Маленький мальчик кричал, дергал за руку девушку и показывал пальцем на совершенно целый и невредимый дом.
— Замолчи! Ты меня позоришь! Замолчи, с домом все в порядке.
Она грубо одергивала его. Она не терпела истерик.
А мальчик действительно видел, как многоэтажка складывается, словно карточный домик, как летят перекрытия, стены трескаются и кирпичи стираются в пыль. И через пару секунд остается пустошь.
— Это тебе кажется, дом целый, — уже спокойнее объясняла она. Но в глазах ребенка был такой неподдельный страх, а крик его был вовсе не детской шалостью, а зовом о помощи, что становилось страшно и тому, кто видел абсолютно невредимую многоэтажку.
— Ну почему? Почему я?
Она рыдала перед своей матерью.
— Это твоя кровь… Ты должна его принимать и растить, — женщина гладила дочь по голове.
— Нет! — она резко отстранилась. — Почему я должна губить свою молодость? Столько детей, а мне достался… Он словно от дьявола. Говорит такие вещи. Мне самой страшно! Что за ноша?
— Не ноша, а сын. Так угодно судьбе…
— А отец его? Что же он не мучается? Сбежал и оставил мне своего…
Она обзывала и ругала их двоих, а мать лишь укоризненно качала головой и молилась.
Ветер подул и как песок разлетелся маленький мальчик.
— Твоя вина, ты не уберегла, — с упреком говорила мать, обвиняя дочку в халатности.
— С его диагнозом жить полноценно невозможно. Он психически болен! Был болен.
— Если бы ты уделяла ему больше внимания, если бы чаще молилась о его здоровье… Ты не боролась.
— Теперь я буду жить своей жизнью! Я — свободна. Спасибо судьбе…
— Замолчи!
Долгое время они обе молчали. Жизнь текла, жизнь бурлила.
— Всю жизнь мне молиться о тебе и не отмолить грехов твоих! Ухожу я. Видеть тебя не буду, слышать твои речи не буду. А ты иди к детям, помогай им, будь рядом. Работай в детском доме, исправно трудись. Мое наставление.
— Чтобы твое прощение заслужить?
— Тебе не мое прощение просить, а перед Богом на коленях стоять нужно.
Женщина, поседевшая, ссутулившаяся, отправилась в монастырь и больше Тамара свою мать никогда не видела.
— Солнце твоей жизни закатилось, — бросила она напоследок.
Тамара спустя годы смотрела в окно детского дома, лучи солнца ослепляли ее.
— Почему столько детей… Вот они — крепкие, сильные, умные, ловкие. Они не нужны никому. Вот зачем они? А мне достался нездоровый?
Тамара Петровна ненавидела их. Но указание матери выполнила, стала директором детского дома.
Глава 7. Отголоски прошлого
Утро, серое и размытое, в объятиях тонкой белой пелены тумана, опустилось над городом. Ветер еще раз завыл: пронзительно и безучастно к судьбе бедных продрогших деревьев. Листьев на них больше не видно, они стали мягкой и скользкой подстилкой земли, только ей от них разве теплее?
В такой грустной и сонной обстановке больше всего хочется остаться дома и спать.