Бабушка принялась успокаивать его, говоря, что не следует связываться с этими батраками, что незачем помогать Разине — ведь нужно быть зверем, чтобы так ударить мальчика. И в довершение всего она воспользовалась этим и напомнила Рикардо, что гораздо лучше учиться и выбиваться в люди, чем возиться с коровами. Тут пришел дед и стал говорить, что дети всегда растут неженками, если слишком долго цепляются за бабушкин подол. Он посмотрел на Рикардо с усмешкой, а потом спросил, не пойдет ли он чистить с ним бананы. Рикардо было все равно, что делать, но очень обидно было думать, что Разине дозволяется бить его, и дед ничего ему не говорит, словно так и надо.
В такие минуты, и особенно когда Рикардо вспоминал о матери, он убегал в лес, а перед этим бабушка всегда гладила его по голове и давала лепешку с творогом, приговаривая: «Расти, сыночек, расти быстрей».
Батраки уже были на лошадях и с гиканьем носились по двору. Соперник Рикардо — Серафим — ходил рядом, гордый от того, что его берут с собой, думая, что он умеет доить быстро и что уж ему-то ничего не будет стоить справиться с обязанностями помощника погонщика. Но разве это что-нибудь значит, если Серафим не умеет на скаку накинуть лассо на лошадь! Если его и берут, то только для того, чтобы он раскладывал лошадям соль или ухаживал за жеребятами. Да такую работу любой выполнит!
Бабушка дала им на дорогу холодного мяса и лепешек, а Рикардо протянул соль Серафиму. И вот они уже исчезли в клубах пыли, как настоящие ковбои. Особенно гордый вид был у Серафима. По бокам его седла висело по мешочку соли, но весь он скорее был похож на разгулявшегося сыровара, чем на ковбоя…
Тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук!.. — отучит поезд, и зеленые, поблескивающие водой пастбища сменяются желтыми и сухими. Воздух нагрет, и шерстяной пиджак и пилотка начинают мешать Рикардо. Он смотрит на мать, лежащую на полке, откинув голову. Посасывает под ложечкой, но Рикардо сдерживается и не будит ее. Волосы у матери пшеничного цвета и очень курчавые, как у той девочки, которую он увидел в зале. Впрочем, на этом сходство и кончается. У мамы уже не такая нежно-розовая кожа. У нее на шее и в уголках глаз уже начинают появляться морщинки. Раньше она, наверное, была даже красивей, чем та девочка с кудряшками. Мама часто играла со мной, думает Рикардо, и когда слишком долго не было писем от отца, которого я не знаю, она нежно прижимала меня к себе и говорила: «Мальчик мои!» Но когда письма приходили, мама становилась очень красивой; она расчесывала свои длинные волосы, надевала на меня белые брюки, лаковые ботинки, и мы отправлялись в парк, который в такие минуты тоже казался очень красивым: там были пальмы и птицы, зеленая трава и колючие кусты с фиолетовыми листьями. Но все это было раньше. До того, как письма перестали приходить и мама отправилась на заработки в город, оставив меня с дедушкой и бабушкой. Все это было давно, потому что теперь сочная трава на пастбищах пожухла, лицо у мамы стало некрасивым, цветы опали, и птицы уже не поют в пальмовой роще. Мама теперь не ласкает меня, как прежде, и мы больше не играем с ней в прятки.
Еще до того как я поступил в школу, мама сказала, что я должен остаться в доме у деда — ей нужно найти работу в городе. «Ведь это для тебя же, малыш!» — говорила она. А я не хотел жить у деда потому, что там мной командовал Разиня, который глядел на меня, как на щенка дяди Серхио. Не нравился мне и дом деда, огромный и холодный, словно кладбище.
Мама сказала, что не может взять меня с собой, и тогда бабушка стала угощать меня сдобными лепешками с творогом, а тетя — причесывать меня и примерять новый костюм. Дед посадил меня на колено и начал раскачивать, изображая лошадь. Потом он стал стучать пальцами по табурету песенку «Санхуанера» и спросил, какую лошадь я хочу получить в подарок.
Мама уже не была такой веселой, и ей не нравилось, когда я пытался говорить с ней или задавал какие-нибудь вопросы. Потому что ей нужно было уехать, и так, чтобы я этого не заметил. В общем, она просто «подарила» меня бабушке с дедом. Помню, было уже поздно и мы собрались ложиться спать. Но я видел, как она укладывала вещи и как Разиня заходил в наш домик с зелеными воротами и помогал маме закрыть чемоданы. Мне не хотелось спать, но еще больше не хотелось идти в дом деда и бабки. Разиня отнес туда чемоданы, и я видел, как мама шепталась о чем-то с теткой. Мне сказали, чтобы я их ждал, что они только сходят в церковь и скоро вернутся. Я так и сидел в дедушкином кресле, пока не заснул. Когда утром я проснулся на тетиной кровати, мамы уже не было. С тех пор я больше не ходил в домик с зелеными воротами.