— Давай покороче, — перебил его командир.
— Вот я и говорю, они все ближе и ближе, прямо, что называется, наступают мне «на пятки. Тут я бросился на землю, а то вышла луна и все осветила кругом. Ну, думаю, пропал. А у одного бандита, смотрю, что-то блестит на шее, болтается на цепочке и блестит. И одет он в какую-то рыжую куртку, а другой, это я хорошо разглядел, был во воем черном. Стали они подбираться ко мне, а я как закричу: «Стой! Кто идет?!» Да как бабахну. А потом вижу, они брякнулись на землю и поползли точно ящерицы. Я бабахнул еще раз и… припустил прямо сюда.
Солдаты, недоверчиво покачивая головами, принялись обсуждать между собой рассказ Acore. Уж очень походила эта история на его обычную похвальбу. Некоторые даже стали открыто подтрунивать над незадачливым воякой.
А командир снова спросил Acoгe:
— Где все это случилось? В каком месте?
— В каком месте? — переспросил Acoгe и задумался.
— Да, укажи поточнее.
— Это к северу от лагеря, в леске за домом Пепе Пего, между двумя кривыми пальмами, метрах в двадцати от ручья, на самом берегу.
— Да там же пасется моя буренка! — вдруг закричал крестьянин Пепе Пего, который в тот вечер пришел в лагерь к солдатам в гости. — Ты же, паршивец, ухлопал мою корову! Эх ты, солдат!
Acoгe даже побледнел от стыда и испуга. При лунном свете это было хорошо видно.
— Я оставил там пастись мою корову, — объяснял всем крестьянин. — Она у меня как раз разномастная, рыжая с черным, а на шее у нее висит блестящий колокольчик. А я-то пустил ее погулять по бережку, пока я тут у вас погощу. Эх ты, вояка, убил мою единственную коровенку!..
В ту ночь Acore не мог уснуть. Отовсюду слышались приглушенные голоса и тихни смех. Солдаты еще долго, почти до утра, обсуждали это новое приключение Acoгe.
Напрасно маленький солдат натягивал на голову одеяло, стараясь забыть о случившемся. Сон так и не пришел к нему. Опять любовь к похвальбе сыграла с ним злую шутку.
На рассвете над леском закружились вороны — видно, они летали над убитой коровой.
Но тут вдруг произошло нечто неожиданное. На тропе показался Пепе Пего. Он ехал верхом на осле, а за ним брела его корова, живая и невредимая. Правда, она то и дело останавливалась и натягивала веревку, но тут же снова шла за своим хозяином.
Пепе Пего уже издали закричал, подзывая солдат. Он кричал им, что там, у кривых пальм, которые растут за его домом, там, на берегу ручья, действительно лежат два мертвых бандита.
Дора Алонсо (Куба)
ОПАСНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Гилье и его новый знакомый шагали сквозь пелену свежего предрассветного тумана. Над ними в спокойном небе стояла утренняя звезда и медленно скользил молодой месяц.
Высокие травы стряхивали росу на босые ноги рыбака, но он, казалось, не чувствовал ни влажного холода, ни колких камешков, по которым ступали его огрубевшие подошвы.
Пересекли шоссе и затем, пройдя по тропинке, вьющейся среди густых сорняков, вышли к морю.
Начался берег, сложенный из острых рифов. Но рыбак и здесь продолжал идти твердо, точно не замечая колючих камней. А мальчик то и дело спотыкался и чуть не падал. Поддерживая его крепкой рукой, рыбак сказал:
— Думаешь, я с рождения умел ходить босиком по острым камням? Ноги у меня такие, потому что целую жизнь я прожил в нищете и работал с детства. Ведь совсем еще недавно рыбаки жили как собаки.
— Вы здесь родились, Хуан?
— Да, здесь. Мой отец и дед тоже были рыбаками. Они рисковали жизнью, а улов доставался хозяину судна или перекупщику.
— А когда вы начали работать? Когда ходили в школу?
Рыбак рассмеялся:
— Школа? Какая школа? В наших местах ее никто и не видывал. Я никогда не различал ни букв, ни цифр. И вся моя семья тоже.
Гилье стало жаль рыбака, он грустно опустил голову. Заметив это, рыбак сказал:
— Только не думай, пожалуйста, что я и сейчас такой же необразованный. Теперь я умею читать и писать, потому что, когда у нас боролись с неграмотностью, нам прислали мальчонку — вот такого, как ты, — и уж он не оставлял меня в покое до тех пор, пока я не смог сам написать письмо.
Гилье так и засиял.
Остановившись, он взглянул на рыбака и с гордостью выпалил:
— А я тоже боролся с неграмотностью! В горах! Я научил читать и писать шестерых крестьян!
Рыбак, улыбаясь, протянул большую руку и, точно железной перчаткой, крепко пожал руку мальчика.