— Бабочка! Бабочка!
Позади него раздался голос:
— Дай мне!
Это был старший сын судьи, тоже десятилетний мальчик.
Внучек садовника не согласился:
— Почему — тебе?
— Потому что это моя бабочка!
— Я ее поймал!
— Ты ее поймал в папином саду. В папином саду все папино. Все бабочки папины. Дай мне!
Эта теория частной собственности не убедила маленького бедняка: он просто не понял ее. Он не понимал, что такое собственность: ведь он был беден! Он привык свободно гулять по улицам и иногда таскать яблоки во фруктовых лавках. Он рассудил примерно так: я сейчас нахожусь в саду его папы, а ведь я не принадлежу его папе. Почему же бабочка ему принадлежит?
— Дай мне! Дай мне!
Десятилетний хозяин властно наступал на мальчика. Внук садовника отступил на пару шагов:
— Нет! Нет!..
Хозяйский сын бросился на своего противника, намереваясь отнять у него добычу, но тот пустился наутек. Преследователь кинулся следом за ним, но, пробежав метров десять, вдруг споткнулся обо что-то и упал на усыпанную гравием дорожку. Он стал кричать и плакать. Клаудио подбежал и поднял его. Сбежались няньки, служанки, потом подоспела гувернантка, потом и сама хозяйка. Они окружили мальчика, принялись вытирать его перепачканные песком колени и руки.
— Ты упал? Как же ты упал? Почему ты упал? Ты себе ничего не повредил? Нет? Ах бедненький!..
От этих утешений мальчик заревел еще пуще.
— Что случилось? А вы разве не видели, что ребенок упал?
Это сказала сеньора, обращаясь к Клаудио.
Он ответил:
— Я поднял его.
И собирался рассказать, как все было. Но в эту минуту подошел садовник, а с ним его внучек, который испуганно прижимался к деду, словно хотел спрятаться за ним, и все еще держал в своих маленьких пальцах злополучную бабочку. Увидев его, хозяйский сын закричал:
— Это он меня толкнул! — и заплакал громче прежнего.
— Ах!
— Ох!
Это вскрикнули разом сеньора и садовник, в то время как одна угрожающе наступала на виновного, а другой угрожающе схватил его за воротник. Малыш выпустил бабочку. Клаудио видел, как она упала, словно маленькая желтая бумажка, и затрепетала, пытаясь улететь, как будто ветер, пробежав по бумажке, оживил ее на краткое мгновение; потом, уронив крылышки, неподвижно застыла на тропинке…
Он отвернулся, чтобы не глядеть на нее, и подошел к группе людей, столпившихся на месте происшествия. Теперь плакал внучек садовника, а дед безжалостно бил его под равнодушными взглядами остальных.
— Эй, не бейте его так, не бейте! — крикнул Клаудио и шагнул вперед.
— Ах, не бить его? — взвизгнула сеньора. — Ах, не бить его за то что он толкнул моего сына? За то, что мой сын упал и ушибся?…
Няньки, служанки, гувернантка — все дружно обрушились на Клаудио, на человека, мешающего свершению справедливого суда:
— Еще чего не хватало!
— Не бить его? Вот еще!
Клаудио пришел в бешенство. Кровь, эта самая его кровь, которая была, наверно, очень красной и очень горячей, более красной и более? горячей, чем кровь окружавших его людей, зажгла румянцем гнева его щеки; она застучала в его висках, заливая кипящими волнами его глаза и звоном наполнив его уши. На краткое мгновение он еще сумел совладать с собой, успев взвесить на весах своей совести тайный страх за собственное благополучие (ведь он так много страдал и так боялся, что придется страдать снова!) и жажду восстановить справедливость. Он подумал: если я заступлюсь за внука, меня выгонят на улицу — катись снова, как перекати-поле… Он перевел дух. Смолчать? Секунду он колебался. Всего только секунду. Кровь его стучала в висках, кровь его требовала справедливости. Слепой от душившего его яростного гнева, он рывком бросился вперед, оттолкнув тех, кто стоял на его пути, и крикнул:
— Не смейте! Не смейте!..
Тем временем садовник уже выпустил своего внука и теперь толкал его к хозяйскому сыну, приказывая:
— На колени! На колени! Проси прощения! На колени!
— Не смейте! Не смейте!.. — снова закричал Клаудио и вырвал внука из рук деда. — Не смейте! Это несправедливо! Не смейте! Я все видел. Он не толкал вашего сына! Ваш сын врет! Ваш сын бежал за этим мальчиком, бежал, чтобы отнять у него бабочку, и упал. Он сам упал, никто его не толкал. Он врет! Все это вранье!.. Я не позволю больше бить этого мальчика! Пусть только кто-нибудь попробует тронуть его еще раз!..