– Эвинья, ты должна понимать, что не можешь всю жизнь висеть у нас на шее! – Мать принялась расхаживать по комнате. – Мы сделали для тебя всё, что могли. Ты получаешь престижное образование и в этом году оканчиваешь школу. Безусловно, отец может предоставить тебе работу у себя. Но я считаю, что «Луар» не может себе позволить держать некомпетентных и ленивых сотрудников! Ты не оправдала моих ожиданий, отказалась готовиться в университет, и блестящего юриста из тебя, увы, не выйдет.
Эва безмолвно выдержала презрительный материнский взгляд.
– Как видишь, я умею здраво смотреть на вещи. И признавать своё поражение. У меня ничего не вышло. Ты, девочка моя, полнейшее ничтожество. Но я как мать обязана, тем не менее, устроить твою судьбу! Я показала тебя вчера трём молодым людям. Мне кажется, ты произвела огромное впечатление на них всех, так что можешь выбирать. Кто из них тебе больше понравился?
Эва молчала, оглушённая этим «я показала тебя».
– Безнадёжная дура, – вздохнув, подытожила мать. – Я ещё понимаю – не интересоваться юриспруденцией… Но не интересоваться юношами из обеспеченных семейств?! – Дона Нана встала, взглянув на часы. – Эвинья, мне в самом деле пора ехать. Подумай о моих словах. Время у нас есть: ты должна всё же окончить школу. Невеста без образования никому в нашем кругу не нужна. А уже после этого… Но постарайся определиться заранее: твоё согласие необходимо мне для бизнеса. Скажи мне, кто из молодых людей тебе больше по нраву – и вы начнёте встречаться, общаться, выезжать вместе и всё прочее. Я бы поставила на Габриэла Маскареньяса, но отец почему-то считает, что ты должна выбрать сама… А через год уже оформим официальные документы. Кстати, тебе это тоже будет выгодно: думаю, муж позволит тебе заниматься твоей мазнёй. Жена, увлекающаяся искусством, – это модно. И вставай уже, наконец! Сколько можно валяться?!
Не дождавшись ответа, мать вышла из комнаты. Хлопнула дверь. Эва осталась одна справляться с тошнотой. Справиться не удалось: девушка успела лишь отбросить подальше вечернее платье, чтобы не испачкать его.
После приступа рвоты стало легче. Отдышавшись, Эва кое-как поднялась с постели. Шатаясь, подошла к огромному шкафу у стены. В зеркальной, от пола до потолка, двери отразилось измученное лицо юной мулатки цвета кофе с молоком: причём кофе было значительно больше. Мать, у которой долю африканской крови выдавал лишь слегка приплюснутый нос, всегда морщилась, глядя на дочь. По мнению доны Нана, эти большие карие глаза, улыбка, показывающая два ряда идеально ровных зубов (ни разу за все её восемнадцать лет Эве не понадобился дантист), круглый маленький подбородок и копна чёрных вьющихся кудрей, которые Эва отказывалась выпрямлять, говорили о вульгарности и неудачном смешении кровей. Эва привычно не спорила с матерью – даже тогда, когда выросла и начала, пересекая Авениду Океаника, останавливать уличное движение.
«Эвинья! Ну что это за бёдра, почему они у тебя вихляются? Ты понимаешь, что такая походка просто неприлична? Что это за самба на ходу, это отвратительно! И нос твой… О-о, только хуже становится с каждым годом! Может, подумаешь о хирурге? Нельзя же носить на лице такую… гуяву!»
Но мысли опластической операции приводили Эву в ужас, и она с криками отказывалась. Мать морщилась, но почему-то не настаивала.
Выходит, не настолько она дурна, думала Эва, вяло разглядывая себя в зеркало. Выходит, сразу три молодых человека готовы на ней жениться. Несмотря на то, что она вчера непостижимым образом напилась до потери памяти и вела себя как последняя шлюха… Но, разглядывая в зеркале свои небольшие круглые груди, бёдра (в самом деле чуть широковатые), свалявшиеся во сне кудряшки, – Эва понимала: всё дело не в ней, а в деньгах отца. Она могла быть чёрной, как сапог, с задом, похожим на чемодан, и с лягушачьими губами – и всё равно брак с сеньоритой Каррейра был бы грамотным вложением средств. Что ж… Так устраивают свою жизнь все люди из высшего круга общества. Эва слышала об этом с пелёнок. И всё же сейчас она не чувствовала ничего, кроме горечи. И понимала, что мать права. Что она, Эва Каррейра, не годится ни на что, кроме выгодного замужества. И всё, что из неё может получиться – наряженная кукла в роскошной чужой гостиной.
Эва не стала завтракать, опасаясь, что тошнота вернётся. Надела школьную форму: синюю юбку, кипенно-белую блузку и жилет. Зная, что мать давно ушла, тем не менее, с опаской покосилась на дверь – и вытащила из-под кровати сумку с рисунками. Сегодня была пятница: день, когда Эва сдавала работу.
За неделю ей не так много удалось сделать: четыре акварели ещё сохли на подоконнике. Готовых было всего три: вид пляжа со стороны маяка, церковь Розарио-дос-Претос в утреннем свете и Эшу[12], сидящий на корточках с сигарой в ухмыляющемся рту. Это были обычные рисунки, сделанные на продажу, для туристов. Один магазинчик на Пелоуриньо принимал их за небольшую плату.
12
Эшу – мужское божество-трикстер, хозяин замк