— Неверно, дорогой Паганель! — возразил Гленарван.
— Что же нам делать?
— То, что делаем мы!
«Дункан» между тем с поразительной быстротой плыл по пути Веспуччи и Магеллана. 15 сентября он пересёк тропик Козерога и взял курс на вход в знаменитый пролив. Днём можно было рассмотреть на горизонте едва заметную полоску — берега Патагонии. Яхта шла примерно в десяти милях от берега, и на таком расстоянии даже в великолепную подзорную трубу Паганеля едва можно было разглядеть это американское побережье.
25 сентября «Дункан» очутился у входа в Магелланов пролив, Джон Мангльс, не колеблясь, ввёл в него яхту. Этот путь обычно избирается пароходами, следующими из Атлантического в Тихий океан. Точная длина пролива — триста семьдесят шесть миль; он судоходен на всём своём протяжении даже для кораблей с глубокой осадкой; дно его великолепно держит якори; многочисленные водоёмы с пресной водой, изобилующие рыбой реки, двадцать удобных и безопасных якорных стоянок — всё это вместе взятое даёт ему неоспоримое преимущество в глазах морехода перед опасным проливом Лемера и страшными скалами мыса Горн, где свирепствуют беспрерывные бури и ураганы. В продолжение первых часов плавания по Магелланову проливу, то есть на протяжении шестидесяти-восьмидесяти миль, берега его низменны и песчаны.
Жак Паганель не спускал глаз с земли, жадно рассматривая каждый камешек. Переход должен был продлиться не больше тридцати шести часов, и движущаяся панорама освещённых великолепным южным солнцем берегов, несомненно, оправдывала шумный восторг учёного. Ни одного туземца не было видно на северном берегу пролива. Только несколько жалких, истощённых дикарей бродили по голым скалам Огненной Земли.
Паганель очень огорчался, что патагонцы не показываются, и сетования учёного по этому поводу немало позабавили его спутников.
— Что же это за Патагония, когда тут нет ни одного патагонца? — жаловался он.
— Терпение, дорогой географ, — отвечал Гленарван. — Скоро вы увидите патагонцев!
— Я уже перестал в это верить!
— И тем не менее они существуют, — сказала Элен. — Но я их не вижу.
— Надо полагать, что имя «патагонец», по-испански означающее «большеногий», было дано реально существующим людям, а не привидениям?
— О, имя ничего не доказывает, — отвечал Паганель, упорствовавший в своём мнении только ради того, чтобы поспорить. — Кроме того, вообще неизвестно, как их называют!
— Однако! — воскликнул Гленарван. — Вот это новость!.. Слыхали ли вы про это, майор?
— Нет, — ответил Мак-Набс, — но я не дал бы медного гроша, чтобы узнать это.
— И тем не менее вы это узнаете, равнодушный вы человек! — сказал Паганель. — Магеллан назвал туземцев патагонцами, это верно; но фиджийцы называют их «тиременеи», чилийцы — «каукалу», колонисты Кармена — «тегуельхи», арауканцы — «эуилихи»; Бугенвиль даёт им имя «чаухи», а сами себя они зовут «ипакен». Позвольте спросить вас, каким же именем следует звать их и вообще может ли существовать народ, у которого столько имён?
— Вот это серьёзный довод, — рассмеялась Элен.
— Принимаю его, — сказал Гленарван, — но я надеюсь, наш друг Паганель признает, что если существует сомнение насчёт имени патагонцев, то в вопросе о высоте их роста нет расхождений.
— Никогда я не признаю такой нелепости! — живо ответил географ.
— Они огромного роста? — настаивал Гленарван.
— Не знаю.
— Они малорослы? — подсказала Элен.
— Это никому не известно.
— Среднего роста? — спросил Мак-Набс, чтобы всех примирить.
— Не могу вам сказать.
— Ну, это уж чересчур! — воскликнул Гленарван. — Путешественники, видевшие их…
— Эти путешественники отчаянно противоречат друг другу, — перебил его Паганель. — Магеллан, например, утверждал, что его голова едва достигала до пояса взрослого патагонца.
— Вот видите!
— Да. Но Дрэк говорит, что самый высокий патагонец ниже среднего англичанина.
— Ну, насчёт англичан я сомневаюсь, — презрительно поморщился майор. — Вот если бы он говорил о шотландцах, тогда было бы другое дело.
— Кэвендиш уверяет, что они крепкие и рослые люди, — продолжал Паганель. — Гаукинс называет их великанами. Лемер и Ван-Схоутен сообщают, что они одиннадцати футов ростом.
— Вот это свидетельства, достойные доверия, — сказал Гленарван.