«Особенность многих ёкаев – неприметность, – настойчиво убеждал автор, подкрепляя свои слова тщательно выведенной гравюрой с кошкой в женском кимоно. – Бакэнэко – кошку-оборотня, – едва ли можно узнать, пока её коварная натура не даст о себе знать. Она будет ласкаться, как обычная кошка, или приветливо улыбаться, подобно человеку, и только защитные знаки на обереге-офуда, коих любой ёкай боится больше смерти, поможет вывести чудовище на чистую воду…»
А Такеши всё не появлялся. Я с трудом уговорила мать пойти спать. Уставилась в иероглифы, как на последнюю надежду спрятаться… от всего. В книге усердно расписывалось про обереги-офуда – самое простое, что человек может противопоставить нечисти. Виды, особенности, значение… Поймала себя на забавной мысли – всякий раз, когда мы пытались вешать такой в доме, он постоянно терялся и пропадал. Может, и у нас завелся какой-нибудь маленький ёкай? Крыса-оборотень или демоническая летяга под потолком…
Я боялась, что с Такеши что-то случится. И стыдилась того, что боялась. От этого стыда не хотелось говорить, и этот дикий страх становился всё сильнее. В ту самую минуту, когда я была готова собраться и пойти искать брата в одиночку, по тёмному городу, как в прихожей послышались громкие шаги. Братец буквально ввалился в дом.
– Такеши? – Я подскочила. – Такеши, где ты был?
Не ответив, он зашаркал в свою комнату. Я слышала хрипы. Дышал братец, как недоделанный утопленник, только-только выбравшийся из воды.
– Такеши? О боги, что с тобой случилось?!
Я вздрогнула. То, что сотворили с моим братом, больше напоминало какую-то изощрённую пытку. Его одежду заливали пятна крови, волосы спутались, кожа посинела. Такеши заметно хромал, наступая на правую ногу, пошатывался и сопел, из-за чего казалось, будто он вот-вот свалится без чувств.
– Такеши? – пробормотала я. – Такеши, что произошло?
Он мотнул головой и, захрипев ещё громче, рухнул на футон. Стащил хаори, склонился вперёд. Я своими же глазами видела, как на его спине, от лопатки до поясницы, растянулась длинная багровая полоса.
– Закрой… – буркнул Такеши. – Закрой дверь…
Я поняла. Стянула с полки кусок материи, на секунду выскочила и, проверив, что мать спит, вернулась с наполненной водой миской. Такеши к этому времени совсем размяк – я проскользнула в комнату и прикрыла дверь.
– Кто тебя так?.. – Я села рядом и смочила тряпку. – Такеши… Такеши, это… это похоже на удар мечом…
– Тише!
Он подобрал волосы – на шее красовался ещё один порез. Я дотронулась до него тряпкой, стирая кровоподтёк, Такеши вздрогнул и зашипел. Его предплечья усыпали свежие синяки. Даже лицо – и то не осталось целым. На треснутой губе осталась потемневшая красная капля.
– Ты объяснишь мне хоть что-нибудь? – прошептала я, заглянув брату в глаза. – На тебе живого места нет!
– Упал. С обрыва.
Я снова взглянула на его спину. Меч, точно меч. Края ровные и гладкие, но самая рана неглубокая – острие прошло по касательной, будто в последнюю секунду братец как-то умудрился извернуться и проскочить прямо под лезвием. К счастью.
– С обрыва? Что ты там делал?
– Д-да… а-ай, больно же…
– Ты не ответил на мой вопрос.
– Знаешь, мне как-то не до вопросов сейчас… ай… ай-ай-ай, щиплет…
– У тебя на спине порез от лезвия.
– Это был корень. Там какой-то куст, и я на него напоролся.
Я поджала губы и стащила крохотную веточку, запутавшуюся в его волосах. Почти поверила. Только идеально ровный порез всё никак не давал покоя. Как можно так напереться на какой-то корень? Да если бы это была ветка, Такеши бы всю спину разодрало! Видно же, что било что-то острое – ничто другое так гладко не сечёт…
– А если честно? – не унималась я.
– Ты мне не веришь?
– Послушай, ты… с тобой что-то происходит… Ты где-то пропадаешь, нам с матерью ничего не говоришь… Я верю тебе, но в городе неспокойно… я боюсь, что ты во что-то вляпаешься… и будет плохо…
– Я старше тебя на два года, а ты возишься со мной, как с младенцем.
– У тебя тыква вместо головы? Я за тебя волнуюсь! Я забочусь о тебе, и…
– А мне нужна эта забота? Послушай, Харуко, – Он повернулся ко мне и снова – как будто в издёвку! – выдал эту натянутую, ничуть не правдивую улыбку. – Я взрослый человек. Ты сама хотела, чтобы у меня была какая-то жизнь вне дома – пожалуйста, она у меня есть.