– Напугал? – хмыкнул он.
Бакэнэко. Кот-оборотень. Те же острые кончики на ушах, те же длинные тонкие усики – всё как с картинки, всё по книге…
Я оглянулась на других. Госпожа Кин – мико, как я и думала, – вальяжно сидела на циновке, постеленной около входа, рядом с ней расположилось двое стражников.
Страннее всего было то, что стражники – вполне себе живые самураи в доспехах и шлемах, – совсем не торопились хватать это чудовище. Более того, они и на меня поглядывали как-то косо. Так же, как и на бакэнэко.
Нет… нет-нет-нет, это же просто сон!
И вдруг – я краем глаза заметила собственные руки. Серые. С лиловыми пятнами, будто от побоев, и тёмными пятнышками ожогов, оставшихся после погрома.
А Такеши? Матушка, дядя… что с ними? Живы?
– Помнишь ли ты своё имя? – всё так же мягко спросил бакэнэко.
Он поднял руки, чтобы закрыть баночку с тушью, и я разглядела наручи – толстые металлические пластины, исчерченные текстами сутр. Сразу вспомнились храмовые обряды, призванные защитить от нечисти. Кажется, о чём-то таком писалось в «Своде нечистых дел». Подобные надписи не убивают, но не дают ёкаю напасть на того, кто их нанёс.
– Харуко… – пробормотала я.
– Помнишь ли ты, как преобразилась? – холодно спросила мико.
Я вздрогнула. Что значит «преобразилась»? Это ведь… это ведь значит «умерла»… А как можно быть мёртвой, когда ты и дышишь, и видишь, и говоришь…
Стать ёкаем. Подняться из мёртвых. Вероятно, это чары бакэнэко – они ведь могут понимать умерших… Но как этим умершим могла быть я? Как, как, как? Я же не сделала ничего такого, я же просто надышалась дымом… Нет, я не могла умереть!
– Вы её напугали, – подметил Макато. – Харуко, прошу, не стоит беспокоиться. В этом нет ничего страшного – я такой же, как и вы.
В одно мгновенье он принял более-менее человеческий вид. Его кожа по-прежнему осталась бледной, а вот глаза и волосы почернели. И не отличишь в толпе. Уши стали меньше, длинные кошачьи усики пропали…
Не обманывай себя. Бакэнэко, вообще-то, тоже очень умело маскируются под человека. Он не может быть таким, как ты, потому что ты – человек, – а он…
– Некогда я тоже был убит, – медленно проговорил Макато. – А данное действо помогло мне обрести жизнь. Это нестрашно, и это поможет тебе исполнить свой дочерний долг.
– Дочерний долг? – вежливо поклонившись, спросила я.
– Сказать, кто убил твою семью. Если не ошибаюсь, госпожу Минори и господина Ютаку.
Мать и дядя. В это мгновенье весь мир для меня встал с ног с на голову – нет, этого не может быть! Сон, говорю же, глупый и спутанный сон…
Я прокрутила в голове всё, что случилось до этого. Ссора, злость, два хлёстких удара по лицу. Острые когти прямо из пальцев Такеши – я готова поклясться, что видела их на самом деле! Ожерелье из крючков, огонь. Упрямая логика подсказывала, что такой пожар не мог обойтись без жертв, но сердце… Пришлось сделать вид, будто я не замечаю. Играть по здешним правилам – сделать вид, что я полностью согласна. Согласна и не имею никаких вопросов. На данный момент, это самый лучший ход.
– Хорошо, – Снова вежливый поклон. – Я готова рассказать всё, что знаю о произошедшем.
А сама не верила, что приходится делать это. Как с разбойниками – берите всё, только не трогайте. Уйдите, сгиньте, оставьте здесь…
Только где это – здесь?
– Заинтересованный в допросе прибудет утром, – пояснила госпожа Кин. – А до этого времени ты пробудешь в камере.
Где-то за стеной раздался рык. Дикий, нечеловеческий, звериный. Я вздрогнула и уставилась на Макато – тот остался абсолютно спокоен.
– Думаю, охрана больше нужна там, – деликатно подметил он.
Госпожа Кин кивнула. Она вежливо поклонилась охранникам, и самураи, ответив тем же, вышли в коридор. Снаружи камера запиралась тяжёлым засовом – даже если заключённые нападут на мико, никто другой больше не пострадает.
– Что там? – неловко спросила я.
– О́ни, – ответил Макато. – Мелкий, но весьма неприятный.
– Они? Что демон делает в городе?
– Наверно то же, что и хитогицунэ. В городе в последнее время стало слишком много нечисти…
– Макато-сан, – жёстко вставила мико. – Не распространяй сплетни.
– Прошу прощения, госпожа Кин, – Он ещё раз глянул на меня. – Здесь довольно строгие правила. Сама понимаешь: тюрьма.
Я не знаю, сколько мы просидели. За решётчатым окном уже давно висела ночь, из соседних камер то и дело доносились чьи-то крики, рык, грохот и скрежет когтей. Охрана в коридоре ходила туда-сюда. Мико что-то читала, почти беззвучно листая страницы, Макато занялся тем же – пригодились брошюрки из огромного аптекарского короба, оставленного в углу. Своё чтиво было и у меня – в широком рукаве, который я постоянно использовала, как сумку, остался «Свод нечистых дел». Только… как вообще можно что-то читать в такой момент?