Меня трясло. В голове вертелись мысли. Десятки, сотни, целый рой. Мать погибла?.. Нет, такого быть не может! И с дядей ничего не должно случиться. А Такеши – как Такеши мог оказаться хитогицунэ? Нет, это уже совсем безумие. Полнейшее безумие! Брат всю жизнь был человеком – неужели у меня глаз нет, чтобы не заметить какого-то подвоха? А я? Кто я теперь? И то, что произошло…
Сора. Тот самый новый друг, подаривший братцу это треклятое ожерелье из рыболовных крючков. Это всё он, он и только он! Без Соры Такеши бы никогда не стал перечить матери, никогда бы не вляпался в нехорошую историю, никогда бы не напал на…
Пожалуйста, нет! Я не хочу! Это всё неправда!
Сосредоточиться хоть на чём-то было почти невозможно. Вытянув книгу, я глупо таращилась в иероглифы. Смотрела на гравюры. Рогатые, зубастые, с волосатыми руками, хвостами, крыльями, горбами… Уроды. Те, кто не должен находиться рядом с людьми. Пытаясь выбить мысли, чтобы не сгорела голова, я всё-таки заставила себя ненадолго вчитаться. И как назло – со следующей гравюры таращилась лиса. Кицунэ. Облачившись в длинное цветастое кимоно, она кокетливо прикрывала пушистый хвост. Рядом красовалась подпись: «Звание кицунэ среди ёкаев почётно, а красота её улыбки столь же поразительна, сколь и острота когтей. Её подвластны парящие огни, но сердце слабо перед человеческой природой».
Я подумала. Парящие огни? Не те ли, что спалили дом? По коже пробежали неприятные мурашки.
И вдруг – Макато замурчал. Тихо, ласково, как домашний кот. Когда я подняла глаза, он жестом попросил меня закрыть уши. Затем кивнул в сторону мико.
Женщина, до этого преспокойно читавшая «Великие наставления», медленно начала клевать носом. Она едва заметно подалась вперёд – Макато тут же подхватил её и заботливо уложил на футон. Госпожа Кин засопела, подопечный накрыл её собственным хаори и отложил недочитанную книгу в сторону. Только после этого он разрешил мне убрать руки от ушей.
– Как тебе такой фокус? – шёпотом спросил он.
– Это на всех работает?
– Только на тех, кто имеет плоть, – Макато довольно усмехнулся. – Но это ведь не единственный вопрос, который ты хотела бы мне задать?
– Я… я ведь теперь преобразилась, да?
– Да. В твоём случае, это было… не так уж и сложно.
– Почему?
– Убийца и жертва связаны. Призраки-юрэй приходят к своим мучителям, чтобы досаждать им после смерти, мёртвые питомцы мстят своим хозяевам. Было бы глупо этим не пользоваться, чтобы узнать имя преступника.
– Погодите… но если убитого можно так легко поднять почему это постоянно не делают?
– Десятки условий. Убийцей должен быть кто-то нечистый – сила простого человека не подойдёт, – а само преступление должно произойти в течение дня. Так, чтобы обряд можно было провести на закате – причём, того же самого дня. Тело не должно иметь сильных повреждений, иметь мотивы, чтобы выдать своего убийцу, молодость и здоровье тоже лишними не будут, но это второстепенно…
– Вы так легко об этом говорите…
– Не ты первая, не ты последняя. На десятом преобразившемся и ты бы набралась монашеского спокойствия.
– Так много людей погибает от рук нечисти?
– Рук, лап, щупалец. С каждым днём всё больше. Доблестные стражи порядка пытаются понять, с чего это ёкаи так обозлились, и способы для этого подбирают весьма… радикальные.
– К примеру, используют жертву бакэнэко?
– Схватываешь налету. Жертву бакэнэко, крепко-накрепко связанную с самой бакэнэко.
– И как давно вы поднимаете мёртвых?
– С тех самых пор, как меня прикончила одна очень милая кошечка. Понятия не имею, за что бакэнэко точила зуб на дом Химицу, но под её горячую лапу попал именно я. Подробностей раскрывать не буду – у тебя и так голова порядком перегружена, – но теперь ты будешь существовать за счёт своего убийцы. Получается, теперь тот самый хитогицунэ станет одним из тех ками, кто будет поддерживать в тебе жизнь. Я вас связал.
Я поджала губы. Одна только мысль о том, что Такеши мог нарочно причинить какой-то вред мне и всем остальным, казалась какой-то… невозможной. Невозможно – он ведь не такой! Мой брат и мухи не обидит! Он боится мира больше, чем мир должен бояться его, и всё это…
Я встретилась глазами с Макато.
Бред.
Нет. Нет-нет-нет, это же не может быть правдой… Что я сделала не так – почему всё это происходит именно со мной? Как проснуться или… или опять заснуть?.. Может быть, это какой-то обман? Морок, который навели оборотни. Если прочитать тексты из сутр – если бы я только помнила эти самые тексты! – всё должно прекратиться…
– Не веришь мне – загляни в свою книгу, – хмыкнул Макато. – Кажется, там где-то посерединке должно быть. Посмотри-посмотри.
Я пролистнула книгу. Взгляд остановился на одной из гравюр. Здесь было изображено двое людей – вернее, один, но в разных состояниях. Первым, живым и красивым, показывался человек обычный, простой горожанин. Второй пережил преображение. Его кожа посерела, на шее и ключицах проступили багровые иероглифы. Он специально скалился, чтобы показать свои чёрные, как у благородной женщины[12], зубы. Художник старательно подчеркнул ярко-красные глаза, острые коготки и полупрозрачный призрачный хвост.
«Человек, столкнувшийся с преображением, до определённого времени ёкаем не является, – утверждал автор. – Его дух, пройдя очищение, родится в новой форме – будет ли это человек или ёкай зависит от благочестия преображённого. Но если преображение пробудить, если задержать дух в теле или привязать его к земле, новые ками возьмут его под своё крыло, и преображённый обретёт новую, нечистую форму. С этого момента он становится полноценным ёкаем»
– Н-нет… – пробормотала я. – Нет, нет, этого не может быть…
«В некоторых случаях – в частности, путём оживления чарами бакэнэко, – на преображённого действуют тот, по чьей вине он таковым оказался. Новоиспечённый ёкай заимствует частицу силы своего мучителя, и тот, по своей воле или без, становится одним из ками, питающих ёкая. Это сказывается на внешнем виде преображённого: вне зависимости от мучителя, у него чернеют кости и бледнеет кожа, кровь темнеет, волосы и ногти прекращают рост. Также преобразивший может передать своей жертве некоторые черты собственной внешности, проявляющиеся во моменты использования нечистых даров»
Я подняла глаза. Макато запрокинул голову и снова взглянул на меня – жёлтыми, кошачьими зрачками.
– Ну? Что уже усвоила? – хмыкнул он.
– У вас есть какое-нибудь зеркало?
Макато поднялся и, подобравшись к аптекарскому коробу, вытянул оттуда маленькое медное зеркальце. Сел напротив. Кажется, ему было до ужаса любопытно пронаблюдать, как я отреагирую на своё отражение.
И этому была причина. Моё лицо… изменилось. Кожа ещё никогда не выглядела так жутко – бледная, тонкая, с лиловыми и багровыми пятнами, засохшими кровоподтёками… Я оскалилась. Зубы почернели – и не как от лака или зубного налёта, а… как будто стали чёрными изнутри. «Чернеют кости»…
Отражение затряслось. Дрожала моя рука. И в ту же секунду, в то самое время, когда я действительно начала бояться происходящего, мои глаза перетянула мутная пелена. Так бывает у слепых – ни зрачка, ни белка, лишь бледная серо-голубая дымка, смотрящая в пустоту. Я вздрогнула и выронила зеркало. Макато тихо рассмеялся, исподтишка оглянувшись на мико – та всё ещё спала.
– Чего ты боишься? – хмыкнул он. – Это глаза твоего убийцы. Смотри, не бойся. По крайней мере в этом зеркале демоны не водятся.
Всё плыло. Я плакала. Толком не могла понять, почему льются слёзы, но они струились, бежали, стекали по щекам и размывали кровавые корочки на ранках. Рука вновь вцепилась в это проклятое зеркало, и я снова встретилась с взглядом мёртвых глаз. Брови чуть посветлели, на уголках умудрившись даже порыжеть, в волосах затесались серо-коричневые прядки. Разглядывая эту жуткую картинку, я заставляла себя думать, что просто столкнулась с глупой шуткой, и едва мне это удалось, лицо вновь стало обычным. За исключением чёрных зубов.
– Когда ты себя контролируешь, – пояснил Макато. – Ваша связь как бы замораживается. Ты снова становишься собой – естественно, в той мере, в какой это возможно.
– Как вы… как вы с этим вообще живёте?
– Я – вполне себе прилично, – Макато откинулся на стену. – Существую, строю планы. Впрочем, тебе от этом беспокоиться не придётся, дорогая.
– Что? Что вы имеете в виду?
– Тебя прикончат после допроса. Согласись – мёртвым не место среди живых.
Меня затрясло ещё сильнее.
12
Охагуро – японская традиция чернения зубов, популярная вплоть до конца XIX века. Чернота лака стала считаться красивой и утончённой, однако у неё было и утилитарное назначение: лак восполнял недостаток железа и помогал сохранить зубы здоровыми.