Если соклановец отвечал: «Я в небо не смотрю», значит, ему поручили срочное дело или еще почему-то он не мог сопроводить решившегося в Путь. Тогда просивший говорил: «На кого покажешь?» Того, на кого показывали, ученик снова хватал за рукав и спрашивал про птичку Хо-Хо.
У каждого клана свои тайные обряды.
— Я клянусь не покушаться на жизни и имущество членов клана.
Я служу клану до тех пор, пока он не нарушит мой Долг чести перед именем. Лучше Лютину-сан больше не называть меня уставшим.
— Клятва произнесена, — сказал Лютин, — выпей «Сердечный».
Андрея поднял с пола пластиковый стакан с брагой.
— Сингенин-сан, не пей много — прошептал Лис, — эта коробка стояла на подоконнике три месяца.
Андрей отпил брагу. Пьяный дурман ударил в голову.
— Да? А вкус чудный, — вдруг развязно сказал Андрей. — Три месяца, говоришь? Видно, это впитался аромат прошедшего лета. Как же тогда гадко здесь воняло весной? Поди, всех рвало на ходу?
Дурман и темноту вокруг сотряс дружный крик клана: «Принят в клан! Сингенин-сан принят в клан!»
В наступившей тишине Лютин молча сверлил Андрея взглядом. Андрей в ответ расслабленно улыбнулся и приглашающе похлопал по полу рядом. Он чувствовал необычайную легкость.
— Лютин-сан, — шепнул Лис.
— Да помню, — буркнул Глеб и повысил голос, — Клан! Раз Сингенин-сан такой сильный и быстрый, дайме принимают его в свои ряды. Отныне Сингенин Андрей-сан — дайме клана Охотникова.
Новый ор: «Принят в дайме! Сингенин-сан принят в дайме!»
Крики так противно сотрясали приятную легкость в сознании Андрея, что он чуть не приказал всем заткнуться к демонам, и уже открыл рот, но вовремя вспомнил, что пока еще не стал оябуном. Пока. Лис обещал сделать Андрея главой клана позже.
Андрей опустил глаза на игры теней возле лампы, и ученику привиделось, что на полу дергаются тела одноклассников из Михеевской школы. Легкость в теле пропала. Глупая улыбка сошла с губ.
«В этот раз, — подумал Андрей, — я клянусь, этого не произойдет!»
Волк поднял морду к потолку и завыл.
Ау-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
2
Включили лампы на потолке, и Лютин велел сэме выйти из класса. Андрей поднялся с колен и сел в круг дайме рядом со Смирновым. Клинок голой катаны тускнел на коленях Андрея. Лис тоже сел на стул. Спектакль закончился. Начался совет дайме.
Перед Андреем за спиной Лютина висела школьная доска с двумя плакатами по бокам. На плакатах были расписаны два больших черных иероглифа «резать» и «живот», вместе означающих «сэппука».
— Сингенин-сан частично восстановил репутацию клана, убив Красоткина-сан, — сказал Лис, — но число угроз нашей чести еще достаточно. Кланы Райдэна, Они и Черных Змеев уже забрали всех семиклассниц, в прошлом учебном году они разгромили девятые классы. Восьмые — явно следующие в этом.
— Кланом Черных Змеев заправляют десятиклассники? — спросил Андрей.
Ефрем Коваль вынул из-за оби листок, поднял бумагу к лицу и зачитал:
— Два десятка три десятиклассника, двенадцать девятиклассников, девять наложниц. Общая численность — четыре десятка четыре ученика.
— Прямо клубок гадов, — сказал Лютин.
— Нам бы столько наложниц, — вздохнул Адам Смирнов.
— Нам бы столько самураев, — возразил Серали Султанов, черные узкие глаза сверкнули, — и вся школа тут же подчинилась бы клану Охотникова.
— Сейчас нам предстоит драться не с Черными Змеями, — сказал Лис, — а с кланом Красоткина. Долг мести за убийство их оябуна еще никто не оплатил.
За спиной Лиса висел иероглиф «месть, отомстить, возмездие», похожий на морду демона с фасеточными глазами и прямоугольным ртом.
— Мы пощадили красоткинских, — возразил Андрей.
— Скорее мы упустили подходящий момент для удара, — сказал Лис. — Ты был так великодушен, Сингенин-сан, что позволил красоткинским расплатиться с тобой за позор поражения их оябуна. Только у чистоплюев есть также обязательство перед Красоткиным-сан — отомстить.
Внутри клинка катаны зажглись два красных глаза. Меч — отражение Духа самурая — показал, как волк оскалился.
— В клане Красоткина на текущий момент двенадцать самураев и одна наложница, — прочитал с листка Коваль.
— И среди этих треклятых самураев Лина Апостолова-сан, — сказал Смирнов и коснулся двумя пальцами губ. — Слышал, Красоткин-сан изуродовал все-все ее тело рубцами, широкими и волнистыми, как будто на коже нарисовали воронки смерчей.
— Ха! Я бы взглянул на уродские дойки белобрысой, — сказал Анджей Казаков.
— А наложница — это Рида Видждан-сан, — вздохнул Смирнов. Небесно-голубые глаза Адама смотрели в потолок, белокурый хвостик, тонкий и прямой как кинжал, слегка подрагивал. — Когда Видждан-сан ступает, черные волосы волнуются и сверкают как грозовая туча.
— И на грудки наложницы я бы поглазел, — улыбнулся Казаков.
Андрей прикрыл ладонью глаза волка на клинке.
Кружок озабоченных мальчишек, а вовсе не совет дайме.
— Ко мне сегодня подошла Ява-сан, — сказал круглолицый Ждан Рябов, — просила пойти в ее комнату и понаблюдать, что она сделает с бананом, выданным на завтрак.
— Последний раз бананы раздавали в столовой больше двух недель назад, — сказал Лютин.
— Прошу одну вытянку! — поднял руку Коваль, вынул из-за оби тетрадку, перелистнул пару страниц и прочитал: — Две недели и шесть дней.
— Мерзкое зрелище: Ява-сан с торчащей внизу живота черной гнилой палкой, — сказал Глеб.
— Ясно же, что Рябов-сан согласился пойти в комнату Явы-сан только за кусочек банана, — хмыкнул Казаков, — хоть кусочек и гнилой.
— Ява-сан предлагала целую треть, — сказал Рябов, — но я отказался из-за ритуала посвящения Сингенина-сан. Я как настоящий самурай равнодушен к еде.
Живот Рябова тихо заурчал.
— Мы ценим твою жертву, Рябов-сан, — Лис слегка поклонился. — Уважаемые дайме, красоткинские скорее всего нападут на Андрея завтра утром.
Казаков вдруг наклонился через круг стертого линолеума к Андрею.
— Кстати, Сингенин-сан, — сказал Казаков, — семиклассники тоже заглядываются на Амурову-сан — имей в виду. Особенно когда Амурова-сан ходит по коридорам одна. Семиклассники — хоть и мелюзга, но тыкалки у них уже чешутся, а мечи такие же острые, как у нас.
— Семиклассники как крысы: только когда их много, смелеют и набрасываются, — сказал Лютин. — Кланы Райдэна и Черных Змеев забрали всех семиклассниц, вот мелюзга тыкается в кулак и бесится.
— А мы не тыкаемся в кулак? — Казаков приподнялся на стуле, открыв на стене за ним иероглиф «клевета, обман, ложь» — кривое лысое дерево. — У нас всего одна наложница, которую сначала присвоил Охотников-сан, а теперь, — синие иглы Андрея впились в лицо говорившего, и Казаков быстро закончил, — а теперь тоже занята. Перебиваемся, как волки, редкой добычей.
— Что за редкая добыча? — спросил Андрей. Дайме тяжко вздохнули, головы с хвостиками поникли.
Смирнов возбужденно застучал пятками по полу и взмахнул рукой, непроизвольно указав на иероглиф «голод, быть голодным, недоедание».
— Вот у Черных Змеев, — сказал Адам, — три десятка парней и тринадцать девочек. Коваль-сан, значит, каждому змееносцу достается самое меньшее по две девочки?