2
Представь урок литературы, на котором читают Песни смерти прославленных смертников. Сложно придумать другое домашнее задание по этому предмету, кроме как сочинить собственную Песню о том, как ты умрешь.
Учитель Чушкин ходил взад-вперед перед классной доской и не отрывал взгляда от потолка.
Учитель читал нараспев:
Омыта и ясна,
Теперь луна сияет.
Гнев бури миновал.
Теперь все сделано,
И я могу уснуть
На миллионы лет.
Голос учителя замолк, пухлые ладошки судорожно погладили кимоно на животе. Весь 8 «Б» внимательно следил, как двигались руки просветленного.
— Великий «отец смертников» Ониси Такидзаро сочинил под стать своей великой чести и великую Песню смерти, — сказал учитель. — Великая сила бьется в великих словах великих.… М-да, сила в словах. Но пора узнать то, как вы доработали свои «гимны Истины», так сказать.
Первой велели выступить Марине Ягодке. Стройная ученица встала и низко поклонилась учителю за оказанную честь, длинные светлые волосы подмели грязный пол. Кончики соломенных прядей тут же почернели и спутались.
Наложница повернулась к классу, высоко подняла подбородок и прочитала:
Толстая шишка
входит в меня,
А школа все там же…
Пару вытянок господствовала тишина, весь класс задержал дыхание. А в третью вытянку учитель завизжал:
— Ягодка-кун! Какая это Песня смерти? Что за толстая шишка? Какая, к демонам, разница, что там в тебя входит? — тараторил Чушкин. — Несколько недель назад ты читала: «острый клинок жизнь наконец оборвет». Но что стряслось? Как острый клинок затупился до толстой шишки?
Марина Ягодка смотрела прямо на темно-зеленую доску, нежный кругленький подбородок девочки все так же гордо поднимался.
— Сенсей, я есть наложница, — сказала она.
Марина Ягодка посмотрела в глазки учителя за мутными круглыми стеклами и сказала:
— Я есть наложница. И мне ни к чему рассуждать о режущих и колющих ранах. Ибо самураи дерутся не со мной, самураи дерутся за меня. За мое тело.
Марина Ягодка развела руки в стороны, открыв всю себя взгляду учителя. Кончики пальцев пробежались по линиям бедер, узкой талии, коснулись вершинок груди. Она сказала:
— Дерутся за это узкое лоно, дерутся за эту маленькую грудь. Плевать, насколько острый меч у моего господина или у его врагов, волнует только, чем и как господин будет входить в меня. Волнует, насколько невыносимо больно сегодня ночью господин будет терзать это тонкое лоно, эту маленькую грудь, это тело вообще. И да, сенсей: шишка у Ахметова-сан толстая и страшная.
Марина Ягодка дернула плечом и застыла. Чушкин глядел на наложницу, поджав губы. Руки его резко и коротко потерли пухлый живот.
— Сенсей, — вдруг сказала Марина Ягодка, — его шишка просто ужасно огромная.
— Я… услышал, Ягодка-кун, — пробормотал учитель.
— Да, сенсей, — сказала Марина Ягодка. Затем она сказала:
— Когда она входит в лоно, так дерет изнутри, будто древесный ствол заколачивают в тебя, сенсей.
— Ягодка-кун, садись на место! — велел учитель.
Марина покорно села. Чушкин мелкими шажками прошел вдоль ряда парт у окон.
— Султанов-кун, — сказал учитель, — прочитай свою Песню смерти.
Серали поклонился, судорожно дернулось его раненое плечо, пухлое от компрессов и бинтов под кимоно. Одновременно смуглое лицо разрезали морщины, нечеткие и широкие, как складки на кожуре запеченного яблока, мякоть в котором переварилась и растаяла. Серали сказал без выражения:
Песнь смерти? Зачем?
Без света нет тени…
Чушкин покивал.
— Доработай, — велел учитель, — Султанов-кун, ты не солнцеликий. Используй сравнение проще, чем вездесущий свет. Может, светлячок или тусклая лампа? Или разводы на мутном пыльном зеркале? Садись, Султанов-кун.
Серали не двинулся.
— Сенсей, я не сравниваю, — сказал ученик, который разбудил Пичука-сан, который мог бы стать новым оябуном в клане чистоплюев. — Я и есть свет Истины. Все вокруг ложь. Вы, сенсей, ложь. — Ученик сузил глаза. — Когда меня наконец разбудят от иллюзий, тени рассеются. Я — карательный луч смерти, я пронзаю лживых, слабых, бздливых — всех, кому нет места в моем сне. Ибо сильный рассудок подчиняет воображение.
8 «Б» смотрел на учителя. Чушкин снова закрыл ладонями торчавший пухлый живот — там, где за пупком сидел его незащищенный ребрами ученый Дух. Слегка ковырнуть кончиком меча натянутую на пузыре кожу — и Дух сенсея выльется наружу вместе с красной струей.
Второй раз за урок ученики попирали второй постулат Долга послушания учителям — беспрекословно подчиняться учителю. Иначе Ягодка и Султанов нарушили бы более важный Долг чести перед именем, оклеветали бы себя, приняв не свою Песню смерти. Даже учителя не должны сметь оскорбить самурая. А то рискнут перевернуть на себя чашу безумия, что сами наполняли столько лет.
Поэтому Чушкин только сказал:
— Садись, Султанов-кун.
Следующим выступил Исайкин-кун, то есть Лис. Узколицый ученик прочитал с улыбкой:
Горная река
В бездну летит,
Рев ее громче.
8 «Б» смотрел на учителя. Но Чушкин только возвел глаза к потолку и велел Лису сесть.
Настала очередь Андрея. Грозный Железногрудый, убийца оябунов, по слухам, не человек, а красный мононокэ, неожиданно мягко пропел:
Лепестки дрожат —
наконец тепло!
Засверкал румянец плодов
Сквозь ветви сакуры.
— Нет-нет-нет, — очень тихо заговорил Чушкин, — почему ты говоришь это? Ты не должен так говорить. Тьма, бездны, сон, гибель, может шишка, как у Ягодки, но не тепло, не плоды сакуры…
Учителя слышал только Андрей.
— Вы правы, — сказал новый ученик, — я ни слова не упомянул о том, как уйду в вечность. Лишь как хочу жить.
Ноги Чушкина задрожали, сенсей схватился рукой за парту Сингенина. Ладонь учителя коснулась свежих царапин от ногтей на пластиковой столешнице — следов очередного ночного ритуала кровожадных учеников. Резкие края царапин впились в подушечки пальцев учителя, придали ему сил. Чушкину стало плевать на стих Сингенина, на лживые слова этого чудовища.
— Разве так? — спросил учитель. — Разве за любовь к лепесткам тебя зовут Железногрудым-сан? А ты не забыл свой первый урок здесь? Того рыжего ученика, что ты полоснул мечом?
Чушкин указал Андрею на борозду на пластике, погладил глубокий разрез в столе.
— Не ты ли игрался здесь прошлой ночью? — спросил учитель. — А может, под румяными плодами ты разумел жизни учеников? Вот какие ягоды влечет тебя сорвать побольше?
— Нет, Чушкин-сенсей, — сказал Андрей, — я только хочу узреть красоту настоящей сакуры.
— Чушкин-сенсей, — подняла руку Марина Ягодка, — прошу, скажите, а что такое сакура?
— Сорняк, Ягодка-кун, — буркнул учитель литературы, — мелкий и вонючий сорняк.
Чушкин тяжело прошагал к учительскому столу и упал в кресло.