Прекрати это делать.
«Если тебе так не нравится, — сказала Рита, — почему сам не отойдешь?»
Если я двинусь, эта штука выйдет из тебя, и ты истечешь кровью.
«Одни отговорки», — хмыкнула Рита. И еще глубже насадила себя на сталь. Венозные черви вылезли из нее полностью и стали мотками прямой кишки. Серые внутренности Риты повисли резиновым венком на клинке, который захватил промежность Андрея, болтались на этой стальной палке, которая сожрала его тыкалку вместе с двумя шарами, а наложница даже не морщилась. Спокойно шагала вперед. Толкала вглубь себя острую железку. Целила голыми костяными фалангами в лицо Андрею.
Раз, только раз нужно до усеру испугаться, чтобы внутри тебя что-то обмерло и ты стал бесстрашным.
«Хватит просто глазеть», — сказала Рита и воткнула костяные когти в синие глаза. Рой звездочек в ярко-красном ореоле боли сверкнул в глазах Андрея, прежде чем они вытекли ему на лицо.
Пора умирать. Очень кстати. Умираю. Умираю. Все, умер. Ура.
Достойно порви с этой жизнью, чтобы тебя пустили на тропу, которая ведет к вечной жизни. Этот сраный порочный круг бесконечен?
Как бы то ни было, ты снова не спишь. Ты проснулся.
Окно снаружи словно заливало струями черного молока. Андрей поднялся с тюфяка. Сквозняк пролезал сквозь щели в стенах и прикасался к его голому телу. Только по коже пробегал не холод, а нестерпимый жар.
Будто в печи сидишь.
Разодранная школьная форма серела на полу распластанным трупом. Андрей перешагнул ее и прижался горячим лбом к холодному окну.
«До чего ты себя довел, человек, — проскрежетал волк за ширмой, — ты заболел».
Андрей закашлялся и прохрипел: «Не дождешься».
«Такое чувство, что ты рад этому, — сказал волк, — и кошмарам, которые не дают тебе спать, ты тоже радуешься. Будто, страдая, ты наказываешь себя за то, что все еще жив».
Андрей снял сопли с лица, вытер руки об окно и сказал: «Тогда почему я не радуюсь тебе, мой самый мерзопакостный кошмар?»
«Потому что я напоминаю о тех, кого ты убил», — сказал волк.
Завали! Это ты их убил, не я.
«Их убил Сингенин Андрей, — сказал волк, — сейчас ты — Сингенин Андрей».
Ошибаешься, волк. Ты напоминаешь мне не тех, кого я убил. А тех, кого я потерял.
«Ах, да, ты же у нас слабачок, я как-то позабыл», — хмыкнул волк.
Андрей смотрел в окно. Сквозь стекло и зеленые сопли на нем, в мокрой тьме осенней ночи Андрей искал свет, который не должен был умереть. Ведь без света нет тени.
«Подари свою мечту врагам. И она точно их прикончит», — сказал волк.
Четыре маленьких желтых прямоугольника тускнели в уличной тьме. Свет горел внизу, в школе. Возможно, сейчас он только начал зарождаться, этот свет. Возможно, скоро он загорится ярче, полыхнет из всех окон школы, и тени испугаются, побегут, зароются глубоко в подземелье. Возможно, это произойдет скоро.
О сегун, прошу, пусть это произойдет сейчас!
Первый источник света
Ноги Кирилла ПИРОЛИЗИРОВАЛИ.
Кирилл Степов ковылял из угла в угол по первой палате медпункта. Делая очередной шаг, Кирилл сжимал зубы и шипел. До мяса натерлись концы перебинтованных культей — теперь это его голени. Вместо сандалий и пальцев ног из-под штанин хакамы торчали две черные металлические палки, загнутые в форме вопросительного знака — теперь это его ступни. Лезвия консервных ножей.
Ступни Кирилла ПИРОЛИЗИРОВАЛИ.
Так сказал Сошин-сенсей, когда Кирилл проснулся два дня назад в первой палате. Значило это, пояснил Сошин-сенсей, что отпиленные ступни Кирилла положили в железную камеру, выкачали из камеры весь воздух, а затем нагрели ее до такой высокой температуры, что ступни Кирилла превратились в тлен.
Медицинские отходы класса «В», сказал Сошин-сенсей.
Кирилл в ответ только безостановочно хлопал глазами. Кто отпилил его ступни? Зачем? Как Кирилл мог это пропустить? А главное, должен ли Кирилл отомстить тому, кто забрал у него пятки и пальцы ног?
Сошин-сенсей сказал, что жалеть о потере не стоит. Лечили бы переломы Кириллу около месяца, с тяжелым гипсом он бы не смог резво ходить, и боль при сгибе голеностопного сустава постоянно мешала бы.
Нет сломанных костей — нет боли.
Кириллу дали три дня, чтобы научиться ходить, бегать и сражаться на шарнирных протезах. Послезавтра его выпустят из палаты.
Послезавтра наступит время мести. «Синяки» клана Райдэна полягут под ударами мечей клана Когтей. А следом лишится головы «черный восьмиклассник» за то, что отсрочил месть Кирилла. За то, что победил Кирилла на кендо. Унизил перед сенсеем.
Качаясь, Кирилл шагал по палате. Протезы нещадно натирали обрубки ног. Нитки свежих послеоперационных швов вылезали и рвались. Бинты на культях пропитались насквозь потом и кровью. Красный сок стекал с бинтов, при каждом шаге хлюпал в культеприемных гнездах протезов.
Еще шаг, и Кирилл вцепился в стену. Гляделка на потолке бесстрастно уставилась прямо в шипящий рот ученика.
Ударить, рискуя жизнью,
Жить, чтобы ударить.
Кирилл терпел боль, терпел муки, терпел жизнь, только чтобы ударить твердым клинком по мягкой плоти своих врагов.
Послезавтра сбудется долгожданная месть. Послезавтра трупы «синяков» и «черного восьмиклассника» унесут в железную камеру без воздуха и ПИРОЛИЗИРУЮТ. Как ступни Кирилла. Нужно только еще немножко потерпеть жизнь.
Второй источник света
Молибога Матвей натянул покрепче узел пут из грязных тряпок на пятикласснике. Пленник лежал на учительском столе спеленатый как гусеница. Матвей резко дернул мальчика за хвостик на голове, заставляя его вытянуться по всей столешнице. Пятки и макушка пятиклассника не зашли за края стола. Мальчик уместился как раз по всей длине столешницы.
Это озадачивало.
Матвей задумчиво потеребил шнур из серых ниток на запястье. Взгляд восьмиклассника скользнул по плакатам с иероглифами на стенах класса. Острые крюки иероглифа «подчиняться, покоряться, признавать» сейчас бесили его как никогда. Пятиклассник молча смотрел снизу вверх на Матвея круглыми блюдцами-глазами. Бледные щеки пленника дрожали.
Дверь класса распахнулась. Внутрь вошел ученик в мятом кимоно, катана в ножнах со стуком задела косяк рукояткой. В классе запахло дикими травами.
— Ященко Тимур, — сказал вошедший, кивнув. Запах диких трав, видимо, исходил из двух мешочков, что свисали с его оби.
— О, тебя ко мне послала сама судьба! — сказал Матвей. Он развел руки, указывая на пятиклассника. — Я не знаю, что делать.
— Для начала поздоровайся, — предложил Тимур и покачал катаной в ножнах. — Поверь, вежливые живут дольше.
Матвей молча заморгал. Пятиклассник попытался по-тихому скатиться на пол с другой стороны стола. Не глядя на пленника, Матвей опустил кулак ему на голову. Ни звука не издала спеленатая человеческая гусеница, только скрученные в узлы тряпки дернулись судорожно и замерли.
Матвей сказал:
— Всех, кого судьба посылает мне, я кладу на этот стол.
Он пошел вдоль учительского стола, поглаживая пластиковую поверхность. Ободранные края сияли белым твердым нутром.