— Этот сопляк убил члена твоего клана, — сказал Тимур. — Ты должна прирезать его.
Девочка-скелет потерла рукояткой меча грудь, на которой кимоно обвисало грустным мешком. Истощенное лицо, похожее на желтую черепушку, игриво подмигнуло пятикласснику.
— Ну все так быстро произошло, что я не уверена в увиденном, — сказала Гера. — Лучше буду считать убийцей того, кто проиграет ваш бой.
Тимура передернуло от лихорадочного блеска в глазах Геры. Самурай голодал по ласкам Риды, но не настолько, чтобы лечь с этим сучковатым чучелом.
— Что за бред? — крикнул Тимур. — Какого демона ты вообще сюда забрела?
— Когда ученик в руках Молибога-сан приобретает идеальный рост, Молибога-сан возбуждается как вулкан, — Гера быстро взглянула на труп Матвея и поправилась: — Возбуждался. И тут появлялась я, мы раздевались, кидались друг на друга и…
— Кончай, я понял, — сказал Тимур. — Сегодня пира не будет, проваливай.
Руки Геры дернулись, вместе с руками — клинок катаны, вместе с клинком — голова пятиклассника. И на его здоровой бледной щеке от уголка рта расцвела новая рана. Кровавая косая гримаса рассекла пол-лица до уха.
— Я не ранена и сейчас намного сильнее тебя, — прорычала Гера Тимуру. — Либо делаешь как говорю, либо не выйдешь отсюда.
Гера стряхнула кровь пятиклассника с клинка и прошла к двери. Оттуда она приказала: «Деритесь».
Тимур оттолкнулся от парты и прыгнул в сторону трупа Матвея. Бедро резануло болью, восьмиклассник заорал еще в полете. Орал он и когда упал на колени. Пятиклассник подбежал, вакдзаси перекрыл путь к мертвецу и катане в его спине. Но Тимур стремился не к своему мечу, пятиклассник слишком глубоко засадил клинок в тело, чтобы быстро высвободить.
Тимур поднял с пола лопату. Черный шар на длинном черенке рассек воздух, отогнав пятиклассника к учительскому столу. Маленький противник выставил короткий меч перед собой и не отводил от железного набалдашника широко раскрытых глаз. Обе кровавые дыры на его лице влажно блестели.
Тимур оперся на лопату, как на посох, и встал. Он схватил черенок у самого штыка и стал махать железным шаром, надвигаясь на противника.
Широко шагнул к пятикласснику.
Взмах. Шаг. Взмах. Шаг.
Железный черенок скользил в мокрых руках. Пот со лба натек на глаза. Колени дрожали. Хор из рассеченного бедра, избитых плеча и голени не затыкался, все части тела голосили тягучую сонату боли. Тимур потерялся, забыв: он машет лопатой или эта неподъемная железяка им? Главное — трясти проклятую лопату и делать вид, что можешь сделать еще не одну сотню шагов. Даже если сил едва осталось на последний.
В последнем взмахе шар почти достал изуродованного лица пятиклассника. Но не достал. Все, Тимура можно брать тепленьким и голыми руками.
Только пятиклассник не знал, глупый испуганный мальчишка отскочил прочь от страшной тяжелой штуки.
Лопата выпала из рук Тимура, грохот литого железа заглушил стон, с которым самурай навалился на учительский стол. Если бы малолетний уродец не побежал без оглядки, если бы повернул дырявое лицо чуть вбок, то сразу вернулся бы и добил Тимура.
Но бестолковый несмышленыш решил драпать из класса не оглядываясь. Изрешеченный сосунок не видел ничего, кроме открытой двери, кроме зеленой стены коридора в ее прямоугольнике. Поэтому не заметил катаны Геры, которая разрубила его от плеча до пояса.
Идеально гладкая поверхность пластикового жертвенника холодила щеку Тимура. Самурай распластался на столе и смотрел, как Гера извлекла клинок из мясного рагу пятиклассника. Как девочка-скелет с улыбкой на желтых пленочных губах подошла к Тимуру и прошептала: «Трусишка проиграл. Приз — твой». Как она наклонилась к Тимуру близко-близко, касаясь его ресниц своими.
Ее горячее дыхание коснулось его губ, и Тимура зазнобило. Холод продрал его израненное тело, стол под животом словно покрыла ледяная корка.
— Приз — твой, — повторила Гера, ее терпение кончалось. — Хочешь пережить эту ночь — ты должен взять его. Как следует взять.
Тимур выдохнул: «Я ранен. Давай в другой раз».
Гера потрясла катаной перед глазами восьмиклассника. Затем убрала меч в ножны.
— Не пойдет, — сказала девочка-скелет. — Либо сейчас со мной, либо ни с кем никогда, ибо тогда я отсеку твои причиндалы.
Ее руки развязали оби Тимура.
Закон мира иллюзий не победить. Чтобы когда-нибудь получить желаемое, приходится всю жизнь терпеть мерзости. Все приспосабливаются.
Гера стянула с бедер Тимура хакаму и сказала:
— Мне и дальше все самой делать?
Чтобы отомстить за смерть желанной Риды, придется удовлетворить голод отвратной Геры.
Не без стона Тимур сел. Со злостью схватил Геру за тонкие плечи и бросил возле себя на столе.
Через все бедро Тимура сверкал алый полумесяц раны. Только бы во время этой мерзости не истечь кровью. Иначе все зря.
— Брин ми ту лайф… — прошептал Тимур и впился в сухие тонкие губы Геры.
Третий источник света
В классе девять изогнутых тонких спин закрывали пол. Бледные лица с нарисованными на нежных щеках кошачьими усиками не смели поднимать глаза. Наложницы недвижно стояли на четвереньках, а Выгузов Авраам переступал их маленькие нагие тела осторожно, медленно — чтобы не наступить на хрупкие позвоночники и ломкие пальчики, чтобы не поломать имущество клана Черных Змеев.
Усами Ахметов развалился в учительском кресле. Курчавая борода оябуна с растрепанными во все стороны завитками нависала над поникшими телами наложниц как косматая туча, которая вот-вот взорвется молниями. На столе подле оябуна в ржавой клетке с откинутой сверху крышкой визжали крысы. Восемь крыс, на одну меньше, чем наложниц.
Перед учительским столом два самурая Черных Змеев сдвигали положенные на бок парты, смыкали вместе столешницы, образуя просторный загон. Все готовилось к развлечению могущественного оябуна.
Авраам низко поклонился господину. Сидя в кресле, Ахметов ростом почти не уступал самураю. Если же оябун поднимется, все вокруг почувствуют себя карликами. Или детьми.
— Сегодня ночью Губительного Вихря-сан разбудили от иллюзий, — сказал Авраам. — Неизвестные проникли в его комнату и прикончили Вихря-сан вместе с Сомовой-сан.
Черные глаза Ахметова сверкнули быстрым пламенем. Огромный кулак оябуна ударил по клетке с крысами. Ржавая железка улетела в загон, перевернулась, крысы выбежали визжа.
— Кисочки, — сказал оябун, — подходит время кормежки. Поглядите, мои пушистики, какой роскошный пир приготовил заботливый хозяин.
Наложницы подняли лица с чернильными кошачьими усиками и носиками. Крысы носились вдоль стенок загона, серые узкие морды и когтистые лапки пытались протиснуться между партами на волю. Двое самураев били палками крыс там, где у тварей почти получалось сбежать.
Аврааму было плевать на крыс и наложниц. Пусть хоть перегрызут друг друга, лишь бы оябун продолжал сидеть. Лишь бы Ахметов не вставал во весь невообразимый рост. Лишь бы Аврааму снова не превратиться в слабого ребенка перед огромным высоким папой.
— Когда-то до того, как меня призвали в школу Катаны, я голодал, — сказал Ахметов. — Я умирал, запертый во тьме и холоде, крысы шерудили вокруг, но я не видел ничего, не мог поймать ни одну тварь за лысый хвост и съесть. Еще немного, и крысы грызли бы мой ледяной труп.