Лица.
Сцены теневого театра.
- Смотри, - он удержал Кохэна. - Видишь?
Не птицы.
Не сами.
Ему не чудится или все-таки... он уже вторые сутки без таблеток, а голоса не возвращаются. Это ложь, они не ушли, всего-навсего затаились, дожидаясь своего часа. И когда Мэйнфорд поверит, будто избавился от них, вернутся.
А пока... пока треклятый город дразнит его.
...лицо... человек? Альв? Не цверг, цверги никогда не затевали войн, на диво практичная раса. И чуждая птичьих танцев. У них был король и, говорят, остался, но корону свою сдал на ответственное хранение, как полагается благоразумному цвергу. С нею и скипетр, и прочие побрякушки, мантию и вовсе сменил на серый корпоративный наряд.
...тройное «V», которое не буква, но корона.
Двор Благой.
Двор Неблагой.
Дитя, застывшее на грани. И два пути. Больное древо. Свирель, которая не поет, орет голосами чаек. И кто-то рядом смеется.
...Мэйни, Мэйни, нельзя же быть настолько слепым! Или глухим. Или как назвать этот добровольный отказ?
Ты же не хочешь знать, что происходит на самом деле.
Боишься.
А город любит чужие страхи, они слаще халвы, той самой, которую ты порой позволяешь себе, стыдясь этакой слабости. Городу же чуждо чувство стыда. И все иные, кроме безумного азарта, с которым он ныне наблюдает за игроками.
Не подведи, Мэйни.
Птичьи крылья вдруг сложились в зыбкие линии, в знаки, которые Мэйнфорд однажды уже видел, но не в небесах - на камне, что до сих пор храниться в глубинах подвала.
...ты думаешь, что хранится.
...ты думаешь, что камень этот надежно спрятан. Укрыт. Но ты забыл, что Замок - общий дом. Правом крови... и если Гаррет способен к магии... а он способен, чайки, рисующие символ за символом, знают точно, тогда тебе следует проверить.
...иначе быть беде.
Камень рухнул.
И прошел сквозь Мэйнфорда.
А в следующий миг сам он вдруг оказался распят на алтаре. Некогда огромный, тот был слишком мал, чтобы вместить тело. И скол камня упирался в позвоночник. Болели вывернутые плечи, и запрокинутая голова упиралась во что-то острое. Руки стянуты, и держат их цепи. Помнится, цепи были внушительные. Да и магию блокировали.
...тогда в Мэйнфорде не было ни капли магии.
...глупый мальчик. Тебя ведь предупреждали.
Это лишь кажется.
Просто бред.
Приступ.
Надо возвращаться. Надо убедить тело, что разум ошибся, бывает с больными, и камня нет, как нет цепей. Но попробуй сделать это, когда холод проходит сквозь ткань рубашки, когда выбитые руны впиваются в тело. И когда каждый вдох дается с трудом.
...смотри, Мэйнфорд. Смотри хорошенько.
...подвал.
...запах плесени.
...и рубашка расстегнута. Когда и кем? Почему он пропустил это? Неужели не властен над временем даже в собственной галлюцинации? На груди птичьими перьями рисуют знаки. И Мэйнфорд пытается приподнять голову, рассмотреть хоть что-то, но видит лишь руку в тонкой кожаной перчатке.
Эта рука держит уже не перо - нож.
Правильно. Писать ножом по коже - верней, хотя пером - проще. Но тот, кто сейчас разрисовывает тело Мэйнфорда знаками, которые прочесть способен лишь Кохэн, долго тренировался.
- Не надо сопротивляться, - говорит он голосом Тельмы. - Пожалуйста...
Мэйнфорд не готов умереть.
Не здесь, не в своем кошмаре. Он знает эту легенду - если умереть во сне, по-настоящему умереть во сне, то и наяву тебя не станет. А он должен быть.
Должен остановить того, кто держит в руках волшебную свирель.
- Не стоит, - скальпель рассекает сосок, и становится больно. Неправильно, Прежние кошмары были безболезненны. - Ты все равно ничего не поймешь.
- Расскажи...
Боль была... огненной. И яркой. Она впивалась в тело Мэйнфорда древним узором, и тело желало кричать. Плакать. Выть.
Разум уговаривал потерпеть.
...обыкновенный нож не способен причинять такую боль. Мэйнфорд знает. Его ведь резали. И проклинали. И взорвали тогда. Он почти сразу отказался от морфия, не желая туманить разум.
- Потерпи, - попросил незнакомец вновь примеривший образ Тельмы. - Скоро все закончится.
Нет.
Пока есть боль, он, Мэйнфорд, жив. А огонь... тогда, после взрыва, он лежал, вцепившись зубами в одеяло, чтобы не орать, и все равно, когда в палате появился целитель и предложил немного успокоить боль, половиной дозы, Мэйнфорд отказался.
Дурак упрямый.
- Как есть дурак, - согласился тот, который желал напоить камни. - Слепой дурак. Всегда таким был... таким и останешься...
Мэйнфорд рванулся.
Не то, чтобы наделся освободиться из цепей, те держали прочно, а магия уходила из тела вместе с кровью. Он желал разглядеть хоть что-то...
...нож.
...и лилии на рукояти, правда, они больше не на лилии похожи, а на короны... если бы альв делал корону... почему бы не из мертвых лилий?