Распятый.
Тельма видела вывернутые руки, стянутые под столом цепью. И ноги, которые держало в пасти гранитное чудовище. Запрокинутую голову, что свешивалась с края стола.
Боги смотрели.
Они не пытались остановить Тельму.
Отдадут? Уступят? Или, подразнив, закроют это место?
- Я пришла за ним, - Тельма сделала шаг.
И замок качнулся.
- Он уйдет со мной.
Еще один шаг.
Зал выглядит небольшим, но расстояния здесь обманчивы, да и время течет иначе. Сколько прошло там, снаружи? Часы? Дни?
Крылатый змей расправил обсидиановые крылья. Он очень похож на Кохэна, только слеп. Из пасти его волнами спадает каменный язык, а глаза тускло мерцают.
Змей первым встал на ее пути.
- Я не знаю, существуешь ли ты на самом деле... - Тельма протянула руки, все еще покрытые перьями, - или же являешься очередной визуализацией...
Смешно звучит.
- Ты страж его. Но я не желаю ему вреда.
Змей клокочет.
Смеется.
- Я пришла забрать его. Без меня он не справится.
Мэйнфорд на столе рванулся, пытаясь одолеть цепи.
- Не знаю, что именно его спеленало... и если вы, то отпустите... если ты и вправду бог... - Тельма запнулась, не представляя, как именно надлежит говорить с богами. - Ты заперт. Ты не можешь уйти отсюда, в этом дело? Но ты хочешь вырваться?
Она коснулась крыльев, чьи грани были остры, словно ножи.
- Но ты способен дотянуться до него, так? Почему он? Там, снаружи, есть твой потомок. Тот, кровь которого позволяет слышать вас. Он похож на тебя. У него тоже есть крылья. Я видела сама...
Змей уступил место созданию, которое, верно, когда-то было женщиной. Тельме так подумалось, хотя от женского в квадратной коренастой этой фигуре, созданной из сердолика, были лишь груди. Из них сочилось молоко.
И богиня, набрав гость его, поднесла Тельме.
- Я не знаю, что это, но... если ты тоже бог, то спасибо, - она преклонила колени, не из страха, но из осознания, что так - правильно.
Только так правильно.
И когда на голову легла когтистая лапа очередного существа, зажмурилась.
Она ощутила легкую боль - когти разрезали кожу на лбу.
Холодные губы прильнули к ране.
...но ей позволено было приблизиться.
- Мэйни...
То, что лежало на столе, не было в полной мере человеком. Теперь Тельма видела его, своего Зверя, такого сильного и в то же время беспомощного.
Крылья.
Чешуя.
Когти.
И неуловимое сходство с каждым из шестерых Стражей.
- Мэйнфорд, пожалуйста...
Она не знала, что делать дальше. В учебниках говорили, что ключ всегда индивидуален.
Ключа не было.
И замка не было. Цепи уходили в пол. А Мэйнфорд метался, рычал, и на груди его сами собой возникали кровавые руны.
- Тише... Мэйни, слушай меня... слушай меня внимательно, - она закрывала руны руками, пыталась стереть, но лишь пачкалась в его крови, которая сила, а на вкус - сок гранатовый. И Тельма, сама уже не вполне человек, слизывала эту кровь тонким раздвоенным языком. - Ты должен сам... осознать сам... ничего этого на самом деле нет...
Он замирает ненадолго.
Слышит ли?
В желтых глазах, в клинках зрачков, нет ее отражения, женщины-птицы.
Ночной охотницы.
- Ты можешь быть свободен.
Мэйнфорд дышит.
И затихает.
А по животу его расползается красная трещина новой раны.
- Вот, - Тельма перехватывает тонкий жгут пуповины, сует в руки. - Пожалуйста, ты должен сосредоточиться... выход есть, если сам захочешь.
Пальцы его стискивают пуповину.
Давят.
И больно, до того больно, что Тельма, кажется, кричит, а на этот крик грудина Мэйнфорда распахивается, обнажая живое сердце в серой осклизлой сумке перикарда.
- Мэйни, пожалуйста, - она, не зная, что еще делать, наклонилась к самому его лицу, - ты должен... ты нужен там...
Сердце, сжавшись в последний раз, замирает.
И перестает быть сердцем.
Дерево.
Обрывки корней-вен. Аорта, которая поднимается выше, выпуская одну за другой ветви-артерии. Россыпь артериол.
Вязь капиллярной сети.
Почти красиво.
Завораживающе.
И в этой кровавой вязи скрыты не имена - образы. У Тельмы почти получается их понять.
Почти...
Судорожное движение Зверя раздирает пуповину, и кровь смешивается, а, смешавшись, разбивает шестигранный зал морскою волной. Последнее, что Тельма помнит - кисло-сладкий терпкий вкус гранатового сока...
...она первой открыла глаза.
И увидела серое небо в черной россыпи птиц. Землю.
Мэйнфорда.
Он лежал.
Дышал. И кажется, судорога отпустила тело. Получилось? Или... лучше не думать о плохом. Пальцы соскользнули с холодного мокрого лба.