- Где?
Ответ был очевиден. И Мэйнфорд с трудом удержался, чтобы не расхохотаться:
- В госпитале «Пылающего сердца». И в этом нет ничего веселого. Я сталкивался с приступами... редко... причина может быть различной, от банального эпилептического припадка, вследствие которого нарушалась работа тонких каналов, до опухолей. И чем раньше будет поставлен диагноз, тем больше шансов, что вы...
- Я здоров.
- Вам лишь так кажется, - он убрал трубку из носа. - Пока я оставлю вам успокоительное...
- Нет.
- Да. Послушайте, я понимаю, что вы настроены резко отрицательно, но... - Джонни убрал трубку в саквояж, туда же отправился фонарик и плотные листы магочувствительного картона. - Поймите, это все... сегодня вам повезло. Там оказалась чтица, которая рискнула нырнуть следом. Вытащила... сознание вытащила, и это наименее травмирующий для организма путь, но... вы понимаете, что она не будет ходить за вами всюду. И в следующий раз... что вы станете делать?
Ничего.
Скорее всего сдохнет там, в подвале, на жертвенном камне. Или еще в каком-нибудь кошмаре, рожденном собственным Мэйнфорда воображением.
- Вас доставят в госпиталь. Если успеют довезти. Стабилизируют. А дальше - либо ожидание, либо - хирургическое вмешательство. Кто ваш поверенный?
- Что?
- Это ведь с вами не в первый раз, верно? - Джонни смотрел прямо, и Мэйнфорду приходилось держать взгляд, хотя сейчас вдруг стало стыдно. И вправду, ведет себя как мальчишка, сломавший руку и пытающийся убедить себя же, что перелом этот - сущий пустяк. Само заживет.
Не заживет.
Не восстановится.
- Если не приступы, то... думаете, я не замечал, что вы постоянно принимаете таблетки? Морфин? Опиаты?
- Альзора, - за Мэйнфорда ответил Кохэн. И значит, домой он не поехал, что и следовало ожидать. На редкость упрямая он скотина, прямо как Мэйнфорд. - Это... трава такая... не наркотик. Ее жевал мой дед, чтобы не сойти с ума. Никто, даже избранный, не способен постоянно слушать их голоса.
Кохэн коснулся виска.
- Альзора... альзора... - Джонни нахмурился. - А если по латыни...
- У вас ее называют полуночницей.
- Это же яд!
Надо же, сколько интересного всплывает. И похоже, Кохэн знал, что травка его ядовита.
- В малых дозах она помогает. Расслабляет. Избавляет от кошмаров. Снижает чувствительность...
- И как давно он...
- Лет семь, - это Мэйнфорд сам сказал. - Но в последние дни я ее не принимал. Думал, вдруг да услышу чего-нибудь полезное.
- Ненормальные! - это Джонни произнес с искренним восхищением.
- Кто бы говорил... - Кохэн присел. - Как ты?
- Живой пока... и док, травка не вредила. Не так мне вредила, как ваши снадобья. Вот от них я гораздо раньше бы в Тихой пристани оказался.
Джонни лишь головой покачал.
- А дозы?
- Я тебе все напишу, - Кохэн потер переносицу. - Она сказала, что видела мои крылья... это неправильно... невозможно... я отрекся от богов, когда ушел из Атцлана...
Он раскачивался и выглядел несчастным, почти таким же несчастным, как много лет тому, в день их первой встречи. Правда, в нынешнем Кохэне мало что осталось от диковатого подростка, который не понимал, во что вляпался.
- ...а она говорит, что у меня есть крылья... думаешь, привиделось?
- Не знаю.
Мэйнфорд взялся за рубашку. Он сосредоточился, но все одно пуговицы поддавались с трудом. Мелкая моторика, чтоб ее...
- Я помогу...
- Нет, - он остановил благой порыв Джонни. - Я сам... ты ж сам сказал, временное... значит, пройдет.
Джонни отвел взгляд.
Понятно. Нет ничего более постоянного, нежели временное. И быть может, Мэйнфорду до конца дней своих предстоит носить рубашки с деревянными пуговицами, а заодно уж стоит прикупить специальную посуду... ложки там, вилки... миски-непроливайки.
Лучше сдохнуть.
Пуговица за пуговицей.
И молчаливое ожидание. Не торопят, не задают вопросов.
- Вот, - Мэйнфорд стянул грязную рубашку через голову. - Док, а док, если я безумен, то откуда взялось это?
Кровь успела засохнуть, но порезы вопреки логике не затянулись. Тонкий узор рун начинался под левой ключицей, спускался ниже, делал виток вокруг сердца, захватывая его в петлю, и змеей переползал на живот, и уже там разворачивался древом.
- Это... - Джонни выглядел ошарашенным. - Это...
Он протянул руку, но спохватился, видать, что тыкать пальцем в пациента - несколько невежливо. И из глубин черного кофра появилась упаковка стерильной ваты и спирт.
- Будет жечь, - любезно предупредил док, щедро поливая кусок ваты спиртом. - Интересно...
Кохэн молчал.
Уставился на руны и молчал. Только губы шевелились. Мэйнфорд перехватил взгляд, но масеуалле лишь головой качнул. Ясно, при Джонни не заговорит. Не то, чтобы не доверяет доку, доверяет настолько, насколько можно верить человеку, рядом с которым работаешь, но просто некоторые вещи не предназначены для посторонних ушей.