Сквозь толщу воды потолок казался серым, размытым. И внизу, на дне, было на удивление спокойно. Тельма лежала бы вечность, но кислород закончился, а воздух, показавшийся отвратительно холодным, вернул к реальности.
В ванне не спрячешься. И разговор неприятный, сколько его не откладывай, состоится. Так к чему тянуть? Она вымылась мылом, которое терпко пахло сандалом. Вытерлась полотенцем, выбрав из пятерки то, которым явно пользовались. Ей и самой было странно это почти животное желание пропитаться чужим запахом. В шкафу обнаружилась и рубашка, свежая, пусть и мятая.
Белье...
Обойдется.
Халат Мэйнфорда, упоительно пахнувший его туалетной водой, оказался не просто велик - Тельма в нем утонула. Но халат был мягким, а альтернатива отсутствовала.
Вот и все.
Дальше прятаться нет смысла.
Она вышла из ванны, втайне опасаясь встречи один на один, но увидев Кохэна, вздохнула с облегчением. Сколь бы близок он ни был, Мэйнфорд не станет втягивать в спор и его.
- Как ты? - Кохэн выглядел бледным.
- Жива.
- Есть хочешь? Спать?
- Всего хочу.
- Сядь куда-нибудь, - Мэйнфорд старательно смотрел мимо Тельмы. - Пол холодный.
Забота эта ничего не значит. А пол нормальный, в приюте было хуже, особенно в том, в первом, где Тельма еще цеплялась за глупую надежду... отослали по ошибке... вспомнят... заберут...
Вернут домой.
Нет больше дома. А холодные полы... к ним, как и ко многому, привыкаешь.
Она забралась в кресло, сбросив на пол стопку журналов. Спрятала руки в подмышки. Отвела взгляд. Отвела бы...
- Док говорит, что это я сам, - Мэйнфорд поежился. Он выглядел растерянным и несчастным, и это совершенно не увязывалось с прежним каменным его обличьем. - Только я ничего не понимаю в этих письменах. Если бы я сам, я бы должен был бы понимать?
- Не обязательно.
Здесь ему не было больно, Тельма ощутила бы эхо боли. Надо было еще что-то сказать, умное или успокаивающее, но ничего такого в голову не приходило.
- Подсознание хранит много всего. Если ты когда-нибудь видел подобное... тот подвал, он существует?
- Существует, - не стал отрицать Мэйнфорд и потер руки. Уставился на них с удивлением. Потрогал запястья. - И камень существует. И цепи на нем. Мне уже однажды приходилось лежать на этом камне.
Тельме ни к чему знать подробности его прошлой жизни. Чем больше знаешь, тем ближе становишься, а она и так подпустила его чересчур близко.
- Дед принес меня в жертву, - Мэйнфорд гладил запястье. - Тогда остался след от кандалов, хотя я и не вырывался. Я сам лег на камень, потому что это было...
- Правильно? - подсказал Кохэн.
- Да, пожалуй. А сейчас следов нет. Я ведь и кандалы ощущал вполне реально. И если дело в том, что тело просто воплощает мой бред, - он коснулся висков, - то почему избирательно? Только не говори мне, что разум - это слишком сложный инструмент и наука пока его не постигла.
Это он произнес ворчливо, и почему-то Тельма улыбнулась.
- Не буду.
- На алтаре есть письмена. Обрывки... вот эта часть, - Мэйнфорд чиркнул пальцем по груди, рассекая рисунок пополам. - И да, я мог ее запомнить. Но вторая...
- Вторая половина осталась в Атцлане. Ты там не бывал, - Кохэн сел-таки на пол. - Ведь не бывал?
- Нет.
- Книги? - предположила Тельма. - Зарисовки. Дневники. Снимки. Любая случайная картинка, которую твой разум мог запечатлеть.
Она искала рациональное объяснение и не только для себя. Ему тоже нужно. Он не готов поверить в богов, пусть даже боги отозвались на его крик.
- Наверное, - Мэйнфорд готов ухватиться за это объяснение, правда, он тоже не привык лгать себе, поэтому качает головой. - Возможно... только... что здесь написано?
- И породило небо троих сыновей: старшего назвали Тлаклауке. Он был красным от небесной крови. Родился второй сын, которого назвали Йайанке, он был самый большой, у него было больше власти и силы, чем у других. Он родился чёрным.
Кохэн читал, раскачиваясь, и голос его наполнял комнату.
Слушать было тяжело.
- Третьего назвали Кетцалькоатль, образом он был подобен змею, но возжелавши летать, слепил себе крылья из глины...
Тельма слушала, но почему-то слова проходили мимо.
- ...и тогда Тлаклауке стал солнцем и подчинил себе мир, а также всех людей, который в нем обитали. Кетцалькоатль воспротивился его власти. Сразились братья. Тлаклауке ударил его дубиной, и Кетцаткоатль упал в воду, где и обратился в ягуара. Он вышел на берег и стал убивать гигантов, пока не убил всех. Так закончился мир первого солнца...
- Что это? - спросила Тельма шепотом.
- История, - также ответил Мэйнфорд. А Кохэн продолжил.
- И стал Крылатый Змей солнцем. И был тринадцать раз по пятьдесят два года. Тогда Йайанке превратился в ягуара и так ударил лапой Кетцалькоатля, что тот свалился и перестал быть богом. И случилась гибель второго мира.