Мысли всё ещё работали хорошо, даже мгновенно. Он пытался понять, как же учёные его эпохи позволили из этой эфирной субстанции создать поле защиты, ведь это опасно, как для наблюдателей, так и для всего живого исследуемой эпохи. Почему? Это непозволительный риск... и даже преступление. Он не понимал, что его самовольное снятие защиты, пусть временное, разрушило связь поля защиты с его эпохой, из которой велось автоматическое наблюдение за полем. Любой объект, прикоснувшийся к полю защиты, получал психоэмоциональный удар-предупреждение, который не позволял проникнуть вглубь поля защиты без специального снаряжения, да и не было таких случаев самовольности... А аборигены эпохи из вне не могли эту защиту ощущать, благодаря разницы волн плотности времени.
Юноша видел, как дробится его сознание, видела это и дикарка. В глазах появилась досада, и даже слёзы, как показалось юноше. Деление было так же весьма своеобразно. Они чувствовали себя множеством, жили одновременно в каждой голограмме деления, время летело так быстро, что уловить его течение не было никакой возможности. Но юноша понимал, что если он удержит способность мыслить, понимать, чувствовать, то может сохранить себя, как самодостаточное существо. Он напряг всю свою волю, чтобы сохранить ощущение времени, но давление тяжёлой субстанции не давало сосредоточиться.
Крепко держал за руки свою подружку, пытаясь сохранить хотя бы в памяти её присутствие, но она исчезала прямо на глазах, как исчезал и он сам, будто таял, как сахар в воде. Нет, он не терял способности мыслить, не терял способности чувствовать, но и мысли и чувства менялись по своим качествам, они сами становились мыслями и чувствами, растворялись в них, становились ими, теряя тела. С потерей тел гасла воля, которая позволяла осознавать себя и всё окружающее вне себя. Далее произошло полное разделение мыслей и чувств... Последнее, что услышал юноша...
- Не уходи-и... - и девушка полностью исчезла из видимости, растворилась, как мираж в пустыне.
Глава вторая.
Первозданная чистота и прозрачность наполняли всё пространство, оно было Всё и Ничто, оно было и его не было, потому что не было того, кто мог его осознать. Пространство было само в себе, как непостижимое Всё, не осознающее себя. Но почему не осознающее?.. ведь она… кто это - она?.. чувствовала себя, как нечто существующее, просто чувствовала, хоть и не могла осознать. Не могла осознать?.. не было качества, чем можно осознать… не было мыслей. И только где-то глубоко, глубоко чуть тлел маленький огонёк, маленькая искорка – мысль и!.. искорка-мысль стала обретать форму, сначала она зазвучала, как маленький огонёк, но уже ощутимый, который стал оформляться в информационный образ… «вспомнить», «вспомнить»…
Сознание ещё не понимало, что вспомнить, но напряжение продолжало нарастать. В какой-то момент напряжение увеличилось настолько, что сознание начало звенеть, как камертон, создавая в каждой точке пространства узор мысли, наполненный всеми качествами бесконечной, непостижимой субстанции, называемой Сознанием Высшего и то, только в грядущем. Пока же оно не называлось никак. И она вспомнила… вспомнила ту последнюю мысль, которая теплилась в сознании, и создавала состояние жизни. Это же он!.. её любимый!.. такой непонятный, но всегда милый и желанный.
Вспомнив, увидела его лежащего на небольшой полянке в лесу, одинокого и заблудшего в своих же противоречиях и мыслях. Мыслях?.. Да!.. у него есть мысли, информация их связи, любви и самой жизни. И она стала входить в него, вливаться, как его качества, его любовь и его жизнь!.. вся, без остатка, всем своим сознанием, всей своей бесконечностью и непостижимостью, которые огненными протуберанцами, как ответная реакция, возвращались, проникая в самые потаённые уголки сознания, наполняя его смыслом и радостью осознавания, ибо каждый протуберанец вспыхивал не в каком-либо месте пространства, а в каждой его точке, независимо один от другого.
Юноша видел прекрасный сон!.. или не сон?.. он чувствовал себя в виде огненного существа, и не просто огненного, а в виде океана бушующего пламени, который с огромной скоростью собирался в одну точку. Какая-то неведомая сила увлекала сознание к центру, который находился… где же он находился?.. Этого он не понимал, но понимал то, что если он не найдёт этому объяснение, то исчезнет совсем, перестанет не только жить, но и существовать. Мысли гасли, будто какая-то неведомая сила прессовала само время в одно мгновение жизни, за пределами которого жизнь исчезает совсем.
Он собрал всю свою волю, чтобы сохранить ту – последнюю мысль, которая, пусть слабо, но давала ощущение жизни и надежду возрождения в виде образа информации… нет!.. Мысль таяла и никакой силы, никакой воли не хватало, чтобы её сохранить. Тогда юноша отбросил эту попытку и вспомнил образ любимой дикарки в прекрасном платье самой природы, её красоты и непостижимости.
Образ любимой стал обретать форму бесконечности, которая, как не странно, в то же время имела форму и тело… «Как интересно?.. – подумал он, - бесконечность имеет форму»!.. Тогда он ещё не знал, что и бесконечность имеет форму, но это называется – форма выражения, он ещё не знал, что всё, что имеет форму выражения, есть только реальное проявление формы (тела), как качественный проектор формы выражения.
Когда концентрация формы выражения любимой набрала критическую массу для проявления… казалось, что в одно мгновение жизни собралась вся бесконечность и вот-вот исчезнет в этом центре, раздался взрыв, и сознание в следующее мгновение обрело форму выражения, разлетаясь в пространстве тысячами протуберанцев, независимых один от другого. И юноша проснулся… Он прекрасно, в деталях помнил свой сон или… не сон?.. но не мог найти хоть какое-то объяснение, чтобы понять. Посидел ещё минут пять в задумчивости, но так и не понял значение своего сна, ибо, как посчитал, что сон никак не может быть связан с реальностью его жизни, с реальностью, где так много ужасного и опасного. Последнее, что он помнил, как его втягивает в какую-то ужасную воронку вдоль огненных линий, стремящихся к центру в глубине этой воронки, помнил и то, что что-то привлекло его внимание, и он зафиксировал своё сознание где-то по пути к этому центру.
Из-за задумчивости юношу вывел шум в лесу. Кто-то бежал, и не просто бежал, ломился, пробивая в густых зарослях себе дорогу. Ещё не понимая ничего, на всякий случай, юноша вскочил и быстро побежал к лесу, чтобы укрыться и оценить обстановку. Сознание всё ещё дробилось на части. Раскрывались целые картины миров, порой сказочно прекрасных, а порой ужасных, наполненных страданием и болью. Конечно, если бы у него было время, он смог бы разобраться в этом калейдоскопе мыслеобразов своего сознания, разлетающихся в бесконечности всполохами воспоминания и усмотрения, но времени то как раз и не было.