На глазах у Самсавеила золотая рыбка умерла. Райга до последнего держал ее за руку. А после тяжело вздохнул, начисто вымыл руки в морской воде и сел на свое место.
— Я не желаю воскрешать Еву. И тебе больше не на что меня купить, тебе больше нечем мною манипулировать, — спокойно сказал он, с некоторой тоской смотря на заветное место в скале возле кладбища Осьминогов.
Самсавеил рассмеялся и медленно кивнул, с уважением принимая такой ответ.
— Тогда я отправлю тебя назад.
— Сперва отвези меня на берег, я хочу ухи, — попросил Райга.
Спрыгнув с пегаса посреди леса в округе Оленя, Тайгон огляделся. Первым слоем видны были зеленые деревья с густыми пышными кронами, кусты, полные ягод, на пролесках — разнотравье. Пегас опустил голову и принялся ощипывать вкусные и сочные побеги, а Тай не стал ему мешать, только подвязал поводья к седлу. Где-то недалеко шумела горная река, сбивая воды о пороги. Место почти что то самое.
Вторым слоем было видно, как уходили под землей лиловые воды Самсавеила. И это поражало больше всего. Поток от Райского сада больше не шел. Но здесь под землей отчего-то все горело лиловым, где-то определенно черпая силы и сами воды. И шисаи, оставив пегаса на опушке, медленно побрел в сторону усиления этого потока, надеясь среди пульсирующих сердец паучьих детей отыскать Еву или хотя бы источник.
Грот, служивший одним из входов в паучье убежище, Тайгон узнал сразу. Озарило словно вспышкой в голове. Но он знал, что внутрь убежища не пробраться без разрешения. К тому же где-то рядом было что-то еще, по силе сравнимое с источником, но отдельно. И оно вне всяких сомнений приближалось.
Камни, словно иллюзорные, исчезли, и по высеченным ступеням из грота поднялся Самсавеил. На руках он бережно держал младенца и покачивал, баюкая и успокаивая.
Тайгон поклонился в пояс.
— Ева просила меня помочь ей, — растерянно сказал он, не зная, что и делать. Уж Самсавеила он никак не ожидал встретить.
— Я знаю. И потому тебя и жду, — шестикрылый отошел от прохода и кивнул на ступени. — Собственно, помощь нужна уже скорее мне.
— Повинуюсь воле твоей, Самсавеил, — шисаи с тревогой проследил за нитями, питающими сердца. Бегло пересчитал их, на тридцать шесть стало меньше. Отыскал источник — огромную нишу, полную лиловых вод. В Райском саду самим источником служило сердце Евы, а здесь было что-то совсем иное, хотя ее плетение чувствовалось нутром, но не было видимым.
— Я вернусь к ночи, — всезнающий аккуратно сложил крылышки ребенка.
— А Ева?
— Умерла, — прошептал Самсавеил и взмыл в воздух.
Тайгон с минуту простоял, ошарашенный новостью, но после, взяв себя в руки, двинулся к гроту. Его не пугало, что тридцать пять крылатых паучат уже родились и явно нуждались в заботе и внимании. Как и не пугало, что жизнь остальных нужно будет поддерживать, питая из источника, оставленного всемогущим. Больше всего его настораживал тот факт, что с отлетом Самсавеила присутствие Евы осталось, но действительно живой он ее не ощущал. Это было словно скоплением осколков, когда бывших ею, а теперь просто покоящихся на дне грота, питая своих детей.
Раун не сразу нашел императрицу. В храме кошек ее не оказалось, госпожа Химари была занята тренировками своей конэко, и не знала, куда пошла Изабель. Верховный шисаи уверил, что она спустилась в город.
Но и в городе все согласно кивали, что видели ее. Еще бы, любой крылатый тут запоминался, чего уж говорить о херувиме. Но никто не знал, куда она пошла, все только указывали абсолютно разные направления.
Наконец, изрядно побегав по всем улицам и не найдя ее, Раун заглянул к Моране, родной матери Нойко. Осьминожиха, хоть и была изрядно опечалена отплытием и сына, и дочери, но принимала гостей. Заведение кишмя кишело самым разнообразным людом, и потеря одной из путан осталась незаметной. Однако именно Морана знала, куда ушла Изабель. По крайней мере, у нее одной были догадки.
Узнав, что императрица попросила лодочку сына и уплыла в море, Раун без промедления поспешил к берегу, надеясь застать ее до сумерек.
Простояв у пирса, он долго разглядывал море, пытаясь ее найти. И ему это даже удалось, когда он услышал за спиной шорох крыльев. Обернувшись, обомлел.
Всемогущий, всеслышащий и всезнающий, запрокинув голову, смотрел на небо.
Раун едва не сорвался, чтобы спросить у него, как жить дальше, но остановился, осекшись. Он не хотел знать ответ. И сюда прилетел лишь затем, чтобы сказать Изабель о своем выборе. О решении остаться ее фактотумом, а своей жизнью распоряжаться по праву. Так, как считает правильным сам. Ему казалось, это должно ее порадовать. И он представить не мог, что этот выбор у него отберут, а решение перестанет быть таковым. Он не мог этого позволить, не хотел даже слышать, даже думать об этом.